Принц. И подумать, что этот мальчишка, у которого меньше слов, чем у попугая, рожден женщиной! Вся его премудрость состоит в беганье вверх и вниз по лестнице, а его разговоры не выходят из рамок трактирного счета. Да, так видишь ли> я еще не остепенился. Далеко мне до Перси Готспера, этой горячей шпоры севера. Набьет он с утра душ до сотни шотландцев, моет руки перед завтраком и говорит жене: «Надоела мне эта безмятежная жизнь, я соскучился по настоящему делу». А она спрашивает: «Дорогой Гарри, сколько народу убил ты сегодня?» — «Напоите саврасого», — говорит он, а спустя час отвечает: «Маловато. Человек четырнадцать. Не о чем толковать». Теперь можно позвать Фальстафа. Я изображу Гарри Перси, а эта скотина будет госпожой Мортимер, моей женой. «Rivo!», как кричат пьяницы. Сюда его, эту отбивную котлету, сюда его, жирный ком сала!
Пойнс. Здравствуй, Джек. Откуда ты?
Фальстаф. Горе трусам, горе и проклятье! Аминь, говорю я, да будет так. Стакан хереса, малый! Больше я вам не товарищ. Займусь вязаньем носков, их штопаньем и подшивкой — вот мое занятие. Да, да. Я, кажется, сказал, стакан хереса, каналья? Вывелась на свете доблесть.
Принц. Видал ли ты когда-нибудь тарелку с маслом под ласками летнего солнца? Взгляни на эту потную глыбу.
Фальстаф. В вине известь, мошенники!
Кругом одно надувательство. Но общество трусов еще хуже, чем херес с известью. Проклятые трусы! Будь верен себе, старый Джек. Ты можешь умереть со спокойной совестью. Зовите меня селедкой, если мужество, настоящее мужество не перевелось на земле. Во всей Англии не наберется трех смельчаков, которые бы не были повешены. Один из них полнеет и старится, не оставь его господи. Дрянной мир, надо сказать. Отчего я не ткач? Распевал бы я себе псалмы и этим коротал бы время. Горе трусам, говорю я.
Принц
Фальстаф. Королевский сын, нечего сказать! Быть мне без одного волоса, если я не прогоню тебя деревянной скалкой из твоего королевства и всех твоих подданных, как стадо гусей, вместе с тобою. Принц Уэльский, нечего сказать!
Принц. Ах ты, старое бревно, это еще что за разговоры?
Фальстаф. А разве вы не струсили, отвечайте мне, ты и Пойнс?
Пойнс. Посмей еще раз назвать меня трусом, и я заколю тебя, тунеядец!
Фальстаф. Назвать тебя трусом? Пропади я пропадом, если я это сделаю. Это не требуется. Тысячу фунтов отдал бы я за то, чтобы научиться бегать, как ты. У вас красивые талии, господа. Наверное, вот почему вам не стыдно показывать людям спины. И этот поворот кругом вы называете круговой порукой? К черту такую круговую поруку! Дайте мне людей, которые смотрят в глаза опасности. Стакан хереса, мальчик. С утра у меня не было во рту ни капли, чтоб я лопнул!
Принц. Только что пил и даже губ еще не утер.
Фальстаф. Не важно.
Принц. Что все это значит?
Фальстаф. Это значит, что четверо из нас захватили сегодня ночью тысячу фунтов.
Принц. Где они, Джек? Давай их сюда.
Фальстаф. Где они! Их отняли у нас силой. Человек сто напали на нас четверых.
Принц. Неужели сто?
Фальстаф. Считай меня последним мерзавцем, если я не отбивался два часа врукопашную от доброго десятка. Я спасся чудом. Безрукавка проткнута у меня в восьми местах, штаны — в четырех. Щит изрублен вдоль и поперек, меч в зазубринах, как ручная пила. Вот, полюбуйтесь.
Принц. Ну что же, господа? Как было дело?
Гедсхиль. Мы вчетвером совершили нападение человек на двенадцать.
Фальстаф. Нет, самое меньшее на шестнадцать, милорд.
Гедсхиль. И связали их.
Пето. Нет, нет, мы их не связывали.
Фальстаф. Вы врете, мы их связали, каждого поодиночке. Если это неправда, то я иудей, древний иудей.
Гедсхиль. Когда мы стали делить добычу, подоспели шесть или семь новых и напали на нас.
Фальстаф. Они развязали первых. К ним присоединились еще новые.
Принц. И вы сцепились со всеми?
Фальстаф. Со всеми! Смотря как понимать твое выражение. Но можешь сказать, что я пучок редиски, если я не имел дела с пятьюдесятью. Если их набросилось меньше пятидесяти двух или трех на бедного старого Джека, можешь думать, что я не двуногое существо.
Принц. Надеюсь, ты не убил кого-нибудь, не дай бог.