На вздернутый палец Чулошникова тут же не замедлила усесться небольшая белогрудая птичка. Совершенно непуганая… Удивился этому Чулошников несказанно, у него даже язык прилип к гортани, он ничего не сумел сказать, только головой помотал изумленно.
Дивная долина эта принадлежала многочисленному, но очень миролюбивому племени самбаривов, в жестоких сварах с другими племенами, как, например, сакалавы и сафирубаи, не замеченному, вождь самбаривов находился в дальнем родстве с вождем бецимисарков Хиваи, так что Беневский мог быть спокоен – вряд ли самбаривы поведут себя, как сафирубаи. И лица у самбаривов другие, более спокойные, в глазах – свет надежности и дружелюбия. Долина понравилась Беневскому.
– Как назовем ее? – деловито осведомился он у своих спутников.
– Падь милосердия, – мгновенно, словно бы ожидал этого вопроса, выпалил Чулошников.
– Слово «падь» известно только в России, здесь этого слова не знают, – сказал Беневский. – Альоша, давай твой вариант.
– Светлая долина… Либо Зеленая долина.
– Слишком по-русски, хотя слово «долина» – хорошее, – Беневский неторопливо оглядел людей, пришедших с ним. – Мы назовем ее… назовем Долиной волонтеров. Я предлагаю так.
– А кто такие волонтеры? – спросил Устюжанинов.
– Хорошие люди, – туманно пояснил Беневский, потом добавил: – Добровольцы. Где водятся волонтеры, там спорится дело.
Последующие дни, недели, месяцы слились в одно большое полотно, полное похожих друг на дружку дней, хлопот, усталости, бессонных ночей, еще чего-то, чему и названия нет.
Жара на новом месте не была такой изнуряющей, как в других местах – с одной стороны Долину волонтеров подпирали горы, не давали проникать ни ветрам, ни туманам, с другой долину защищал густой, очень высокий лес. Какие только деревья там ни росли, каких только цветов ни было!
Фикусы, столь любимые в дворянских домах России, здесь достигали пятнадцатиметровой высоты, если с такой высоты падал лист – мог запросто свернуть голову. Беневский, знаток цветов, иногда уходил в лес, чтобы полюбоваться невидалью, которую в Европе не увидишь даже в ботанических садах.
Огромные фиолетовые крокусы с высокими душистыми тычинками оранжевого цвета, от которых исходил неземной запах, желтые, светящиеся, будто солнце, ирисы, крупная, источающая розовый свет, покрывающая землю сплошным ковром обриета, высокая, с сочными стеблями и узкими листьями эхинацея, очень любимая гигантскими синими бабочками, которых мальгаши называли дулу.
Самбаривы вообще считали, что бабочек на землю присылают добрые духи – самые главные из всех духов Красного острова, а может быть, посылает сам бог Занахари, – и никогда не трогали дулу. Обидеть синюю бабочку считалось у самбаривов большим грехом.
Строительство в Долине волонтеров Беневский начал с крепости и небольшого лагеря, примыкавшего к крепости – чтобы было где отдохнуть или дать отлежаться прихворнувшему человеку. Затем взялся за жилые дома.
Потом построил мост через реку и дорогу к Луисбургу, до которого было, в общем-то, недалеко – шестнадцать сухопутных миль, на реке возвел небольшую плотину… В строительстве нового города принимали участие едва ли не все племена Мадагаскара, – работали даже несколько сакалавов, им интересно было, что же будет возведено на голом месте, где ничего, кроме ветра, травы и цветов и не было.
Да и платил Беневский хорошо, никого не обижал, с вождями, приезжавшими в долину, был приветлив, обязательно чем-нибудь одарял, а если один вождь пытался неожиданно свести счеты с другим вождем, немедленно вмешивался и мирил их.
Авторитет Беневского вырос на Мадагаскаре настолько, что, пожалуй, даже у престарелого французского короля Людовика Пятнадцатого популярности было меньше – слава Маурицы перекрывала славу версальского монарха. Да потом король был далеко, а Беневский близко.
Вместе с авторитетом Беневского вырос авторитет всех белых, находившихся с ним, и как написал впоследствии исследователь личности нашего героя Василий Балязин, мальгаши отличали спутников Беневского от всех других белых, приходивших когда-либо на Мадагаскар, и «дружелюбно и благожелательно» встречали «в каждой деревне от крепости Августа до Мозамбикского пролива и от мыса Святой Марии до мыса Нгонси. Добрая слава Беневского гостеприимно открывала перед ними двери деревенских хижин, а добрые дела русских людей, оказавшихся на Мадагаскаре, в свою очередь, укрепляли авторитет Мориса Августа, поселившегося в Долине волонтеров. Поэтому, когда зимой 1775 года в племени толгашей умер бездетный король Рамини, старейшины толгашей от имени всех людей племени попросили Беневского стать их королем».
Стать королем Беневский не согласился, прижал к сердцу обе руки и щедро одарил посланцев – для подарков он специально держал отдельное помещение. Выбрав подарки побогаче и вручив их ходокам, он сказал, что для связей, для поддержания добрых отношений направит толгашам своего человека, очень близкого – Алексея Устюжанинова.
Посланцы с радостью согласились… Конечно, Устюжанинов – не Беневский, но все равно шибко большой белый человек.