Король Красного острова

– Когда-то это была живая плоть, – проговорил Беневский задумчиво, – а сейчас – обычный камень. Живая плоть распалась, вид этого млекопитающего исчез почти бесследно… Слишком давно это было. Может быть, – граф щелкнул ногтем по находке, – это предшественник древнего динозавра.

Устюжанинову это было интересно. А о таких зверях, как динозавры, он даже не слышал. Наверное, лютые были существа. Хотел было расспросить учителя о динозаврах, но постеснялся.

– Очень занятная костяшка, – сказал Беневский.

– Не костяшка, а камень, – аккуратно поправил Устюжанинов, – каменюга.

– Может быть, и так, – согласился с ним шеф. – Отнеси-ка ее, дружок, ко мне в каюту.

Команда на «Интрепиде» была собрана разношерстная. Капитан по фамилии Джонсон, нанятый Беневским, ходил по портовым кабачкам Балтимора, высматривал знакомых матросов, предлагал им работу, и поскольку большинство из них знало Джонсона как славного малого, которому можно доверять, то от работы почти никто не отказался.

Одно было плохо – ранее эти моряки работали в разных экипажах, поэтому из них было непросто составить единое целое. Удастся ли это сделать Джонсону, неведомо.

Капитана Джонсона немного знал Устюжанинов – по плаванию из Европы в Америку, когда раздрызганные английские суда перебрасывали ландскнехтов из Старого Света в Новый, – Джонсон был вторым штурманом на одном из кораблей. Как написал историк и литератор Балязин, в свое время исследовавший эту историю, при наборе команды на «Интрепид» Джонсону было важно в первую очередь, чтобы «матрос знал свое дело и не путал киль с клотиком, а ют с баком», а все остальное потом. «Он был честным малым, этот Джонсон. Однако получилось так, что на корабле оказались почти одни бывшие лоялисты». Вот тут Джонсон, как руководитель команды, допустил промашку, лопухнулся, как принято ныне говорить в народе. Хотя сам он тоже был закоренелым лоялистом.

На всякий случай напомню уважаемому читателю, что лоялисты – это приверженцы Старого Света, считавшие Англию пупом Земли, готовые каждого, кто этого не признает, посадить на кол, и теперь, когда победили инсургенты – эти взбесившиеся американцы, перепутавшие недожаренную яичницу со свободой, лоялисты мечтали только об одном: плюнуть на Америку, желательно посмачнее и вернуться домой, на берега Темзы.

Но для того, чтобы вернуться, нужны были деньги. Немалые деньги. «Многие из них готовы были бежать хоть на край света, чтобы только не видеть самодовольные рожи новых хозяев страны, – так написал Балязин в своей книге, – отобравших у побежденных все лучшее из того, что им некогда принадлежало. Другое дело, когда они вернутся с Мадагаскара и в их кошельках будет звенеть золото, тогда они не только уравняются с полноправными гражданами этих Соединенных Штатов, но сами, может быть, станут не последними людьми в своих графствах».

Вот какую команду, сам того не желая, сколотил «честный малый» Джонсон, – на подбор (ни одного инсургента) и запоздало понял, что угодил в сложное положение: команда, если захочет, сварит из него гуляш, совьет веревку, либо, если будет лень возиться, просто выбросит за борт, на завтрак какому-нибудь серому или синему бревну с акульей пастью. Положение у Джонсона оказалось незавидное, и надо было ломать голову над тем, как выпутаться из него. Желательно с честью и без потерь.

А пока они плыли на Мадагаскар. Беневский плыл с идеями свободы, равенства, – был увлечен этим, но ни Джонсон, ни команда лоялистов этих убеждений не разделяла, главным для команды были деньги. Заработать побольше денег – это первое, а уж все остальное – это находится на втором, третьем и прочих, удаленных от первого местах.

Внушительный мешочек с золотыми монетами, который Беневский вез с собою из Балтимора, начал быстро истощаться. Особенно много денег пришлось оставить в Кейптауне, после которого «Интрепид» взял курс на север, к Мадагаскару.

На второй день пути по спокойному, без единой седой шапки, намекающей на скорый шторм морю, у Беневского возникла неудачная (и не к месту) мысль о том, что команда может разделять его взгляды и, если это так, – отказаться от денег или хотя бы какой-то части их. Ему будет легче. Ведь очутиться на острове с пустой казной – штука несладкая.

Он вызвал к себе капитана Джонсона. Тот явился, несколько озадаченный внеурочным вызовом, войдя в каюту, снял с головы треуголку и ловко уложил ее на сгиб локтя. Все движения у Джонсона были быстрыми, точными, он словно бы был сама ловкость и состоял из рассчитанных жестов и поступков.

Беневский стал рассказывать ему о цели путешествия на Мадагаскар, о том, какое государство собирается построить на Красном острове, и как в нем будут жить люди.

Вначале глаза Джонсона живо искрились, капитану было интересно все, что он слышал, но потом взгляд его сделался далеким, отсутствующим.

За все время, пока Беневский говорил, он не проронил ни одного слова, Маурицы прервал свою речь на полуслове и спросил, стараясь, чтобы голос его звучал предельно жестко:

– Вам не нравится, что я говорю, капитан Джонсон?

– Нет, – коротко ответил тот.