Король Красного острова

Груз, снятый с судна, Беневский приказал накрыть тканью – в воздухе пахло дождевой сыростью, поэтому Устюжанинов расправил вторую палатку, превращая ее в многослойный кусок материи, уложил на груду вещей, высившуюся на берегу, подоткнул под углы – дожди на Мадагаскаре бывают, как водопады, промокнуть до последней нитки можно за полминуты, материю в нескольких местах придавил камнями.

– М-да, Альоша, жаль, что у нас мало людей, – проговорил Беневский неожиданно угасшим голосом. – Помнишь, сколько нас было, когда мы покинули Камчатку?

– Помню.

– Ни Хрущева у нас нет, ни Степанова, ни Винблада, ни Магнуса Медера…

– Будем обходиться теми, кто есть, Морис Августович. Выхода нет… Мы выживем, обязательно выживем и, Бог даст, к нам обязательно присоединятся еще люди.

– Я в это верю, Альоша, – тихо проговорил Беневский.

Воздух над заливом загустел, обрел розовый цвет, потом красный, – недаром же здешнюю землю зовут Красным островом, – птичьи голоса в недалеком лесу смолкли, закапал неторопливый, совсем не похожий на тропический, дождь, зашелестел каплями по земле.

Наступал вечер.

С одной стороны солдатскую палатку защищал океан, с другой скручивала в жгуты свою воду река Антанамбалана, – с этих двух сторон наши герои были защищены, с двух других сторон их защитят преданные бецимисарки.

– Одна из первых наших задач, – отыскать Хиави, – сказал Беневский.

– И Сиави – тоже, – заметил Устюжанинов.

– И Сиави – тоже, – согласился с ним Беневский, – но это еще не все. На Мадагаскаре находятся мои люди – прибыли из Лондона. – Заметив удивленное лицо Устюжанинова, добавил: – Да-да! Я ведь время проводил не только с издателем Магелланом, а доставал деньги, сколачивал общество, искал единомышленников, купил несколько пушек, пороху, картечи, мушкетов и пуль для них. И так далее… Все это должно находиться на Мадагаскаре, в форту Дофин. Луисбург, Альоша, видишь, – Беневский оглянулся на задымленные красным дождевым куревом постройки крепости, – совсем рассыпался Луисбург, чинить надо…

– Давайте спать, Морис Августович, – предложил Устюжанинов, зевнул устало, – в России недаром говорят: утро вечера мудренее.

– Хорошая поговорилка, – похвалил Беневский.

– Не поговорилка, а поговорка, – поправил шефа Устюжанинов.

– Ну, а когда разгрузим «Интрепид», у нас вообще будет всего более, чем достаточно, – Беневский провел ладонью над головой.

Ночь навалилась на землю стремительно, даже в полуметре ничего не стало видно, пальцы собственной руки не разглядеть, – чернота, плотно пропитанная дождем, была тревожной, опасной. Беневский и Устюжанинов положили около себя по паре пистолетов.

Беневский уснул быстро, провалился в сон, словно в омут и затих, будто бы чем-то придавленный, какой-то странной тяжестью, а Устюжанинов долго ворочался, сипел простуженно, засыпал и тут же просыпался, снова сипел. Что-то его тревожило, и он не сразу определил, что именно, а потом понял: торговый корабль, на котором они пришли, «Интрепид». Ведь там с грузом, никто не остался, ни он, ни Беневский… А с другой стороны, оставлять-то на «Интрепиде» было некого.

В короткие тревожные минуты сна Устюжанинов видел Камчатку, вулканы, залитые солнцем, речки, полные рыбы…

Тамошние реки – не то, что здешние, на Камчатке ручьев с красной водой, населенных зубастыми аллигаторами, днем с огнем не сыщешь – нет этого. И рассветы с закатами там другие, и растительность другая – фиолетовые деревья, например, не водятся, и бабочек величиной с суповую тарелку тоже нет. Об их красоте даже говорить не приходится – таких бабочек, как на Мадагаскаре, Устюжанинов не видел нигде, в том числе и в Америке.

Глубокий сон пришел к нему в конце ночи, перед рассветом. Устюжанинов перестал ворочаться на жесткой подстилке, он словно бы ухнул в какую-то глубокую яму, схожую с пропастью, немного повозился там и замер.

Очнулся Устюжанинов от того, что услышал совсем рядом странный звук, ни на что не похожий, стремительно открыл глаза и сел. Странный плачущий звук исходил от Беневского, тот стоял на коленях и, держась за голову, раскачивался из стороны в сторону. В распахе палатки было видно спокойное бирюзовое море.

В следующий миг море исчезло из глаз Устюжанинова. Там, где вчера стоял «Интрепид», ничего не было – пустота, обычная морская гладь, покрытая легкой рябью. Устюжанинов стрелой выметнулся из палатки. М-да, было, отчего схватиться за виски. «Интрепид» исчез вместе с грузом. Устюжанинов неверяще потряс головой.

– Где судно? – жалобно прошептал он.

Вопрос его повис в воздухе.

Глаза у Беневского, несмотря на стоны и плач, были сухие. Он перекрестился по-католически слева направо и тоже выбрался из палатки.

– Нет судна, Альоша, – наконец произнес он, стиснул зубы. – Пять тысяч ведьм! Нас предали.

Похоже, команда не простила Беневскому недавнего разговора. А, может, схитрил и совершил подлость капитан Джонсон? Устюжанинов отрицательно покачал головой: до такого тот не мог опуститься.

Опуститься не мог, но корабль-то ушел – одно не состыковывалось с другим… Что же произошло?