Король Красного острова

Значит, не той водой они наполнили питьевые бочки, совсем не той… Беневский вспомнил, как во время бегства с Камчатки они сами заправлялись водой на одном из японских островов – заплатили за это гибелью вспыльчивого Панова и двух матросов. Вода в долгом плавании – штука более нужная, чем еда; еду можно добыть, бросив за борт судна крюк с какой-нибудь макухой и поймать марлина, а пресную воду таким способом не добудешь никогда.

– Выдать капитану «Кабирии» столько воды, сколько он захочет, – распорядился Беневский и пригласил капитана судна с офицерами к себе на обед.

Капитан – испанский виконт Кетерель – приглашение принял и в качестве дара Беневскому на одной из шлюпок прислал тяжелый бочонок с душистым крепким «портвайном» – португальским вином. Несмотря на жаркий вечер и обилие комаров, которые легко могли сбить с ног человека, виконт нарядился в атласный камзол цвета морской волны и плотные белые лосины, на ногах у него красовались башмаки с алмазными пряжками – богатым человекам был виконт Кетерель.

Круглое загорелое лицо его источало добродушие.

Когда отпробовали и русской водки (имелась таковая в запасах Беневского), и сладкой мадагаскарской бузы, и португальского вина и крепко захмелели, Беневский узнал, что судно дона Кетереля плывет в Америку, в порт Балтимор.

– О-о-о! – возбужденно воскликнул Беневский. – У меня там остались жена и три дочери! Уже полгода ничего о них не знаю… Не согласились бы вы, господин Кетерель, доставить в Америку письмо?

– Нет ничего проще, – со скромным достоинством волшебника, который может все, ответил капитан «Кабирии». – Если сам не отыщу их в Балтиморе или в Филадельфии, то найду способ, чтобы письмо ваше было передано лично в руки госпоже Беневской.

– Буду очень признателен, – Беневский наполнил бокалы «портвайном», поднес свой бокал к лицу, втянул ноздрями плотный, отдающий душистыми травами, печеной грушей и вкусной хлебной корочкой запах, – не то, сами понимаете, семья есть семья, душа о ней болит.

Утром с судна на берег пришла шлюпка – за письмом, над которым Беневский корпел едва ли не до рассвета, Беневский отдал офицеру, сидевшему в шлюпке, конверт, запечатанный сургучом, и проговорил на прощание:

– Низкий поклон моему доброму другу дону Кетерелю и… храни вас Господь! – он решительно перекрестил шлюпку и, резко повернувшись, зашагал по скрипящему песку к приземистым домикам, видневшимся невдалеке.

Он не только о семье думал – из головы не выходил и Устюжанинов. Вначале от Устюжанинова поступали вести, приходили люди, прибывали воины, а потом словно бы обрезало – ученик, которого Беневский считал своим сыном, исчез бесследно, словно бы сквозь землю провалился – ни вестей от него, ни… ничего, в общем. Хоть бы что-нибудь узнать о парне.

Все, кого пытался опрашивать Беневский, лишь пожимали плечами: белоголового «Альошу» не видели. Пропал Устюжанинов! Сердце у Беневского сжималось от горечи, делалось больно, виски также стискивала боль – неужели «Альоша» погиб?

И такое могло быть, это Беневский допускал. Он и сам, просыпаясь рано утром, не знал, ляжет вечером спать или его понесут ногами вперед в покойницкую…

Сыновей у Беневского, как мы уже знаем, не было, а Беневский мечтал иметь такого сына, как Устюжанинов, сильного, толкового, способного стрелой срубить на лету птицу и обычным шкерным ножом, каким пользуются на Камчатке, чтобы почистить рыбу, завалить медведя, – храброго, головастого, способного в трудную минуту находить быстрые и точные решения.

И вот Устюжанинов пропал – словно бы в неведомом огне сгорел. Вместе с ним исчез его приятель-француз, а также – двое бецимисарков.

Через некоторое время из далекого бецимисарского селения прибыл скороход, сообщал, что маленький отряд Устюжанинова в дремучем лесу встретила засада французов, спутник Устюжанинова убит, один из бецимисарков тоже убит, Белоголовый ранен и увезен французами в форт Дофин. Второй бецимисарк брошен в лесу истекающим кровью – без помощи, без воды и еды, вообще без всякого присмотра – умирать, словом. Но брошенный, обреченный бецимисарк не умер, не доставил такой радости ни воронам, ни крокодилам – он сумел приползти к людям и выжил.

Хиави, который после долгой дождливой зимы кочевал по землям своего племени, перемещаясь из одного селения в другое, и прислал Беневскому скорохода…

Через полторы недели Хиави расположился большим лагерем около форта Дофин, – одна только свита его составляла триста человек.

В Дофине ожидали приезда представителя комиссара Гринье – его правой руки и личного приятеля, даже больше, чем просто приятеля, – близкого родственника.

Фамилия представителя губернатора была Шофон.

Это был господин невысокого роста, с круглым, будто бочонок, туго обтянутом лосинами животом и дремучими разбойными бакенбардами, делающими его похожим на предводителя шайки искателей чужого золота, а по совместительству владельца винной лавки, торгующей поддельным зельем.