Король Красного острова

Остановить грызню между племенами мог только великий ампансакаб, настоящий король, каким вожди племен, собственно, и считали Беневского.

Жизнь шла вперед, к сожалению, не все ее дни были светлыми. Устюжанинов втянулся в работу, настолько втянулся, что даже стал вообще забывать про свои недавние раны. Да они особо и не беспокоили его.

Однажды хмурым утром, предвещающим затяжной дождь – на небе не было ни одного просвета, – на берегу бухты Антонжиль появилась древняя сгорбленная старуха в ветхой накидке, подпоясанной веревкой.

По селению пополз уважительный, хотя и робкий шепоток:

– Малахар пришла! Сама Малахар явилась!

Пришла Малахар не одна, ее сопровождали четверо вооруженных копьями воинов и еще одна бабка, такая же древняя и сгорбленная, с серой пергаментной кожей на лице; старуху Малахар знали в разных углах Мадагаскара, она считалась великой прорицательницей, колдуньей, могла предсказывать судьбы, смерть и рождение, умела в лютую засуху вызывать дождь и укрощать огонь, откачивать утопленников и избавлять соплеменников от сглаза.

– Малахар!

Беневский, увидев вещунью, озадаченно поскреб пальцами затылок – не знал, как поведет себя старуха, вдруг начнет тыкать в него крючковатым пальцем и обвинять во всех смертных грехах?

Но старуха повела себя так, как должна была вести себя прорицательница.

Отдохнув немного под охраной воинов, она вышла на утоптанную крепкими ногами войска площадь – твердую, как камень и, будто крылья, вскинула вверх руки.

– Лю-юди! – вскричала она зычно. – Доверяйте белому человеку, поклоняйтесь ему, слушайтесь его, поклоняйтесь тому, что он делает! – прокричав это трижды, старуха неожиданно пустилась в танец, вторая старуха извлекла из мешка продолговатый, раскрашенный сложным орнаментом бубен и стала подыгрывать колдунье, задавая ритм.

Обе старухи помолодели буквально на глазах, выпрямились, исчезла их горбатость, голоса сделались звонкими, обрели молодой пыл.

– Доверяйте этому человеку, он пришел сделать вас счастливыми, избавить от нищеты и болезней… Люди при нем перестанут убивать друг друга, начнут чаще улыбаться и петь песни, урожаи риса увеличатся в несколько раз, в реках переведутся черви, заражающие быков и превращающие их в ходячие скелеты, с которых отваливаются куски гниющего мяса, а змеи перестанут душить наших коров и пить их молоко.

Вокруг старухи Малахар немедленно образовалась приплясывающая, подпевающая ей глухим речитативом толпа, крики колдуньи действовали на людей опьяняюще, они так же, как и колдунья, взметывали руки над собой и кружились в резком возбужденном танце.

– Малахар! – громко прокричал один из самых толковых воинов-новобранцев, бецимисарк Саиди, которому Беневский доверил командование взводом. – Малахар!

– Малахар! – поддержал бецимисарка буканьер Жан, наряженный в полосатую морскую фуфайку, плотно перетянутую перевязью от палаша.

Буканьер Жан Дидье был неплохим солдатом, Беневский ценил его, как и Саиди. Однажды на Жана напал крокодил, буканьер сумел отбиться от него обычным ножом, а опозоренный разбойник, рыча и плюясь сгустками крови, уполз в реку залечивать раны.

– Малаха-а-ар! – всколыхнули воздух своим восторженным ревом еще несколько человек, запрыгали по-детски, взметывая над собою руки и отбивая ногами дробь. – Говори, Малахар… Продолжай говорить!

И Малахар говорила. От ее речей даже воздух на берегу залива Антонжиль сделался, кажется, прозрачнее. Наконец Малахар устала, сникла, будто осенний цветок опустилась на землю.

– Слушайтесь этого человека, люди Мадагаскара, – произнесла она хрипло, – от него исходит свет, он способен делать добро. Только добро, добро, добро… – Малахар опустила голову, в ней словно бы что-то сломалось, отказались работать стершиеся, плохо подогнанные друг к другу детали, закончила она свое комлание совсем тихо: – Берегите этого белого… Берегите, берегите! Если не убережете, плохо вам будет, люди Мадагаскара!

Вторая старуха, продолжавшая колотить обеими руками по бубну, несколько раз шлепнула окостеневшими пальцами по звонкой, туго натянутой на каркас коже инструмента и тоже затихла.

– Берегите белого человека, люди, – в последний раз прошептала Малахар и замерла, будто изваяние – казалось, она потеряла сознание.

Комланье Малахар произвело впечатление – народ еще добрый час волновался, не покидал площадь.

– Может, Малахар дать водки и она придет в себя? Как думаешь, Альоша? – спросил Беневский у Устюжанинова, тот в ответ неопределенно приподнял одно плечо.

– Не знаю, учитель, но попробовать можно.

Беневский налил немного водки в синий голландский стакан, опустился перед Малахар на колени, поднес стакан к ее лицу. Старуха подняла голову, глянула на Беневского невидяще и медленным, каким-то дрожащим движением отвела стакан в сторону.

Вновь опустила голову. Сделалось тихо – люди понимали, что Малахар находится далеко отсюда, пребывает в иных мирах, видит кого-то, кого не видят они и о чем-то его просит.

О чем?

Постепенно народ начал покидать площадь.

Наступил день, когда стареющий капитан Ларшер появился в канцелярии губернатора и доложил де Гринье: