Король русалочьего моря

– Ты ему не сказал, – выдохнула она, а когда тот покаянно поёжился, – дурак несчастный!

– Не сказал что? – поинтересовалась Белла, поскольку Ксандер молчал.

– Мой брат проклят, – сказала Одиль раздраженно и смущённо, будто о дурной болезни или прыщах. – Прости, Ксандер, я-то думала, что он тебе всё рассказал.

Фламандец бросил на Адриано такой взгляд, словно ему сказали, что тот рога при луне отращивает.

– Проклят?

Одиль поморщилась.

– Его наша экономка прокляла.

– Она ц-ц-цыганка, – вмешался Адриано. – У-умеет!

– Раньше надо было говорить, а теперь молчи, – огрызнулась его сестра. – Он как-то струсил.

– Адриано?! – вырвалось у Ксандера. – Он же…

– Да-да, – чуть улыбнулась Одиль. – Нет, он и тогда был не робкого десятка, но знаешь же, бывает всякое. О, даже как отец его забрал, всё бегал по переулкам, банда у них была. Всё улицы делили. Как-то раз встряли они с парнишкой помладше, и того поймали. А братец драться не остался. Нет, за подмогой он сбегал, но тому мальчишке досталось неплохо.

– В-в-всё так, – тихо подтвердил Адриано.

– Вечером он Марии всё рассказал. Уличные проделки он только ей рассказывал. Только он так дело представил, что он выходил кругом молодец. А она ему и говорит: струсил ты. Он – отнекиваться, а она только рукой махнула и сказала, что проклят он будет и за трусость, и за то, что даже признаться в том боится.

Белла поняла, что слушает не просто с интересом, а даже с азартом. Со своим проклятием она не то чтобы смирилась, но сжилась. И потом, оно не было направлено против неё лично.

– И в чём проклятие-то?

Брат и сестра хмыкнули – совершенно одинаково, и одинаково невесело.

– Если он чего-то боится, – Одиль близоруко сощурилась, глядя поверх плеча Ксандера на фламандскую парочку, тихо совещавшуюся, – то должен это же и сделать, тогда ему будет удача. И пока он так делает, будет удача расти. А если спасует – удача пропадет, начинай заново.

– И что, это работает? – усомнился Ксандер.

– А как же, – подал голос немного согревшийся Адриано. – Экзамены вот сдал. Хотя ты знаешь, что в голове у меня пусто.

– Не настолько.

– Это ты просто не видел, как мне плохо, когда удачи нет, – мрачно отозвался венецианец. – Сам себе ножку подставляю, и это я в прямом смысле. Всё из рук валится. Девочки даже не смотрят. И побьют обязательно.

– Погоди, – вмешалась Белла, – но ведь любое проклятие можно снять!

Оба Нордгау переглянулись.

– Можно, – сказала Одиль с такой специфической веселостью, что Белла сразу поняла: тут всё сложно.

– Я сразу, как прокляли, Дали к Марии подослал. Она её любит…

– Она и тебя любит.

– Конечно, и прокляла от большой любви.

– Дурак ты, – который раз вздохнула его сестра. – В общем, она сказала так: если когда-нибудь, когда ему будет очень страшно говорить правду, на пять вопросов он ответит честно, чем бы это ему ни грозило – тогда проклятие спадет.

– Так это легко! – воскликнула Белла – на радостях вышло так громко, что фламандцы на палубе умолкли и как один поглядели в их сторону, и она понизила голос. – Смотрите, сейчас это мы быстро сделаем! Адриано, ты сейчас чего боишься?

– Отца, – твёрдо ответил тот. – Узнает, что я тут вместо школы – убьет.

– Вот! Тогда…

– Так не работает, – пожала плечами Одиль. – Мы уже пробовали. Братец тогда отцовскую галеру угнал намеренно, а потом на мель посадил. Трясся как воробей под градом, когда отец к себе его вызвал.

Спрашивать Белла не стала – по одному кислому лицу подруги было ясно, что ничего из затеи не вышло.

– Пять вопросов не задал? – только и поинтересовалась она.

– И пять задал, и десять, и до двадцати дошел, – ответил Адриано. – Некоторые, правда, повторялись…

– … «чем ты думал, паршивец?», «какой демон в тебя вселился?» и «ты хочешь лишиться наследства?» – это риторические вопросы, брат…

– … но их было не так много, – Адриано глянул на шаль, будто не помнил, откуда она взялась, снял и подал сестре. – В общем, не вышло. Мы ещё пробовали – без толку.

– А что ваш отец говорит? – решил уточнить Ксандер.

– Отец? Да посмеялся он только. Сказал, что теперь я правильный Нордгау, а то он всё сомневался. Как сниму, сказал, тогда мужчиной стану.

– На голову ты больной, вот что, – ответил Ксандер устало – и тут повернулся к лодке. – Ну, а вы о чём думали?

– Мы? – подскочила Флора, но брат не дал ей продолжить.

– А что мы должны были думать, Ксандер? – спросил он, но не зло, а скорее расстроенно. – Сам подумай: сидит этот… посреди порта, с гитарой, и иберийские песенки поет.

– Вторая была «Санта-Лючия», – обиженно пробурчал Адриано. – Авзонийская.

– Ага, мы на раз отличили, конечно, – махнул рукой Винсент. – Ты погляди на себя – выглядишь как ибериец, говоришь на иберийском, поешь даже на нем, тьфу, поганом – что мы должны были решить, а?

– К тому же, – вставила наконец Флора, – в городе говорят, что приехал ещё один Альба!

– Так вы же меня видели сегодня днем!

– Так слухи ж не говорят, когда кто приехал, – резонно возразила она. – И потом, ты же сам, принц, сказал, что он брат твоей сеньоры.

– Ничего такого я… – нахмурился Ксандер и тут же осекся.