Король русалочьего моря

А ещё эта вот девчонка их сегодня выручила. Аккуратно, не привлекая внимания и не прося награды. Но он вдруг понял, почему Адриано полагался на сестру как на каменную стену, и подумал, что это совсем неплохо – иметь Одиль у себя за спиной. Оба Нордгау были совершенно странные и местами сумасшедшие – но, пожалуй… стоящие.

Он присел на край кровати, прикоснувшись плечом к её худому плечу. Она чуть вздрогнула, но не отстранилась, только глянула на него исподлобья.

– Конечно, ты человек, Одильке. Глупости какие.

Мгновение она молчала и смотрела, а потом вдруг выдохнула, как будто на всё это время забыла дышать и тут вспомнила, что надо.

– Спасибо.

– Извини, – вдруг сказала Белла, наклоняясь вперед, чтобы взять безвольно лежавшие на покрывале руки Одили в свои. – Я что-то ляпнула, не подумав. Конечно, Ксандер прав.

Уголки узких губ Одили снова изогнулись в лёгкой улыбке, а тонкие бледные пальцы шевельнулись, пожимая руки Беллы в ответ.

– И тебе спасибо. На самом деле всё хорошо, не переживай. Я понимаю, это… неожиданно.

Они ещё помолчали. Через открытое окно раздавались снизу голоса, потом из коридора – шаги, но к ним никто не заявился больше требовать ответа, а самим идти и выяснять не хотелось, слишком хорошо так было сидеть, когда из окна доносился тёплый ветерок.

– Кстати, – нарушил это благостное молчание Адриано, – скажите, а кто-нибудь знает, почему еда у нас сплошь на меду?

Глава 7 Чёрный человек

Она сидела на пожухлой траве, усыпанной золотистыми листьями, и задумчиво грызла яблоко.

Ещё не кончился октябрь, а яблоко было уже мягковато. По неизвестным причинам, на яблоки – да и ягоды, и грибы – никакие воля, вера и право не работали. Никакие изыскания, никакие усилия не могли сохранить урожай лета и осени до весенних костров, сделать так, чтобы плоды не гнили – можно было, а вот чтобы сохранялись крепкими и хрустящими – никак. Так и с деревьями: предохранить от мышей и болезней – да, а вот сделать так, чтобы деревья плодоносили, невзирая на снег, не выходило.

Нет, на трюки хватало: вот буквально на первом уроке теории, что был у них почти два месяца назад, вспыхнувшая огненным ручьем фраза выманила из тонкого ростка прекрасное дерево, в одночасье покрывшееся сначала белокипенным цветом, а потом густо-красными плодами. Но, как пояснил им учитель по новому предмету, седоволосый баск с иронично изогнутыми губами и грустными, тёмными, как маслины, глазами навыкате, ничего не дается просто так. Яблоки им остались, но яблоня так же стремительно засохла – и росток, который мог бы ей стать до того, как его коснулась властная воля человека, погиб навсегда, использовав разом все силы и соки, отпущенные ему на долгую жизнь.

«Миру можно помогать, но нельзя насиловать, – негромко сказал профессор Айтор Мендиальдеа. – Нельзя ради минутной прихоти искажать его законы. Кто бы их ни придумал, они непреложны, и всё, что мы можем – это как вышивание: вплетаем свой узор, всегда помня, что ткань должна остаться в сохранности».

Кстати, он и в самом деле вышивал. Направленная к нему на ориентацию Одиль подошла к нему в сад у учительского дома и увидела: он сидел перед огромным хрустальным окном, улыбаясь голосистой ссоре пары зябликов, не отрывая глаз от растянутого перед ним полотна. Мерное движение иглы, с безошибочной точностью нырявшей в белый грубоватый лен, медленно, но верно рождавшиеся на ткани образы заворожили её, и она застыла, боясь дышать, наблюдая, как распахивают крылья невиданные птицы, как горячат всадники коней, вытягиваются в азартном беге змееподобные гончие…

«Это тоже искусство владения Даром, дорогая андере Одиллия, – сказал он, не поднимая глаз. – Вообще магия – это тот след, что делает наша душа, и кто может сказать, где он ярче…»

Это курсу Воды он преподавал базовую теорию, а вообще же был редкостью из редкостей – менталистом, и соответственно – её избранным учителем и координатором. С тех пор не один вечер она провела в его садике, послушно вышивая рядом с ним и слушая его неспешные речи, да и сейчас вот ждала со всем терпением, кусая уже начавшее морщиниться яблоко и штудируя учебник по артефактологии, точнее, рекомендованное к нему приложение. Учебник был для курса Воздуха, самого старшего, но это было неважно: приложение было попросту хроникой, компиляцией XII века. Работа монаха-хрониста была заботливо переплетена в расписную кожу, уже потертую, хоть и не сильно – судя по всему, то ли студенты не слишком усердствовали, то ли переплет был недавний.

«… артефактом же племен арабских, на южное побережье Средиземного моря пришедших, было изображение богини Аль-Лат из чистого золота, хотя иные и утверждают, что они вовсе оставили её, предавшись другой вере; но это сведения непроверенные…»

Его приближение она почувствовала до того, как слух уловил еле слышные шаги по мягкой земле. Учитель любил подкрадываться – такая у них была игра.

– Над чем это вы тут забылись, андере Одиллия? Ах, артефакты.