Король цирка

Всадники спешились и приветствовали артистов как старых знакомых. Лицо Сербы, разрумянившееся от прохладного ветерка, казалось еще прекраснее, чем раньше. Ее ладную фигуру обтягивала узкая амазонка, а на сапожках блестели и позвякивали крошечные шпоры.

Серба рассказала — а Пал Чайко перевел ее рассказ друзьям, — что она со своими людьми преследовала убийц воеводы до самой Албании, но те укрылись в горных ущельях, и дальнейшее преследование было уже небезопасно. И сейчас она вместе с дядей возвращается домой, но уже скоро покинет родные края, с которыми у нее связано столько горьких воспоминаний. Воевода Шпачов был очень богатым человеком, и на оставленное им состояние Серба сможет беззаботно жить в любом месте, хоть в Париже, где ее не найдут враги отца.

Седобородый спутник Сербы за все это время не проронил ни единого слова и только, поглядывая на нее, одобрительно качал головой.

Едва она закончила свой рассказ, как Пал Чайко, который уже сгорал от нетерпения, поспешил поведать нежданным визитерам о подвиге, совершенном его соотечественником, — о схватке Миклоша с огромным медведем.

Напрасно наш герой пытался остановить этот словесный поток.

На бывшего матроса накатило вдохновение, и он восторженно описывал этот смертельный поединок, приукрашивая его все новыми и новыми, придуманными на ходу подробностями.

Когда он закончил, Серба протянула Миклошу руку и произнесла несколько слов, после чего полуночные гости попрощались, вскочили на лошадей и исчезли в ночи.

Вскоре все уже спали, и только Миклош долго сидел у догорающего костра, задумчиво помешивая палкой золу. А потом спросил у бывшего матроса, который лежал поблизости, покуривая короткую трубку:

— Пали, что сказала мне Серба?

— Так это… — сонно пробормотал Пал Чайко. — Это же… Честно говоря, я уже не помню…

И с этими словами он заснул, уронив в траву дымящуюся трубку.

Глава тринадцатая, в которой в судьбе наших героев происходят серьезные перемены

Вскоре после полудня на главной площади города Салоники раздались необычные звуки: барабанный бой и звон медных тарелок. И горожане увидели странную процессию. Впереди шагали музыканты, которые, надувая щеки, дудели в английские рожки. Следом гарцевал всадник со щегольски подкрученными усами, одетый в черный фрак и белые галифе, заправленные в лакированные сапоги. Голову его венчала широкополая ковбойская шляпа. Это, конечно же, был Цезарь Барберри, директор прославленного цирка, собственной персоной.

За ним на площади появились и остальные члены цирковой труппы — также в парадном одеянии. Дамы в роскошных платьях ехали в открытой карете, украшенной флажками, гирляндами и искусственными цветами. Мадемуазель л’Эстабилье водрузила на свои белокурые локоны такую огромную шляпу, какой в этом городе никогда не видели. Мари-Мари и Мисс Аталанта восседали под цветастым балдахином, словно какие-то средневековые принцессы.

За каретой вышагивал, помахивая массивной дубиной, Громобой Иванович в лохматом парике и в накинутой на плечи медвежьей шкуре.

Следом ехали на лошадях Виктор и Миклош в новых костюмах и в таких же шляпах, как господин Барберри.

За ними шел на ходулях Густав в своем клоунском облачении с изображенной на спине ослиной головой.

А замыкал всю процессию Пал Чайко. Он бил в огромный барабан, неся его на перекинутом через плечо ремне.

Так бродячие цирковые артисты совершили торжественный проход по улицам Салоников, куда они попали после множества приключений.

Прав был Пал Чайко. Салоники — действительно большой город. По крайней мере больше тех, где им до сих пор довелось побывать. Конечно, ему не хватало европейской ухоженности и порядка. Грязными кривыми улочками и обшарпанными домами он походил на все восточные города. И все-таки чем-то неуловимо отличался от них. На узких улочках толпилась самая разнообразная публика: от неряшливых валахов[30] до изысканно одетых английских купцов. Цыгане, евреи, греки, армяне, турки горланили возле своих лавок, зазывая покупателей, и возбужденно переговаривались между собой, причем каждый на своем языке. Но все они как-то понимали друг друга.

Это был один из самых оживленных портовых городов на восточном побережье Адриатики. Отсюда в далекие чужеземные края отправлялись большие пароходы, груженные фруктами, изделиями местных мастеров и прочими товарами. Тут непостижимым образом отсталость, романтизм и варварский дух Востока сочетались с достижениями западной цивилизации.