Король цирка

— Я здесь по служебным делам, — пояснил господин Сидоли. — Мне надо ангажировать албанских мужчин и женщин для участия в большой пантомиме, которую мы будем зимой показывать в Париже. Это примерно такая же пантомима, как ваша, — добавил он с улыбкой, — но у нас будет задействована очень большая массовка, до тысячи человек.

В эту минуту в раздевалке появился господин Барберри. Ему уже доложили о появлении знаменитого гостя, и он пришел засвидетельствовать свое почтение. Анри Сидоли пожал ему руку, учтиво поблагодарив за доставленное удовольствие, и предложил сразу же перейти к делу.

— Я хочу пригласить господина Касони на работу в мою цирковую труппу, — решительно заявил он, не дожидаясь ответа, — и готов сегодня же заключить с ним контракт. Завтра утром сюда прибывает французский пароход «Лувр», на котором мы отплываем в Марсель, а оттуда едем в Париж.

Миклош в растерянности переминался с ноги на ногу, не зная, как ему реагировать на такое предложение.

— Послушайте, что я вам скажу, месье Касони, — продолжал француз. — Я человек деловой и слов на ветер не бросаю. Я сразу понял, что с вашими способностями вы можете стать лучшим воздушным гимнастом в мире. Сидоли никогда не ошибается. Мой отец в свое время открыл талантливого канатоходца Блондена, который впоследствии сумел пройти над Ниагарским водопадом. В нашей труппе получил путевку в жизнь лучший наездник-вольтижер Сорренто. А я привез из Индии тибетского монаха, который своим искусством фокусника восхищал все пять континентов. Мы работаем по-крупному. Заключаем контракты только с самыми лучшими артистами и щедро оплачиваем их труд. И на заслуженный отдых они уходят, уже будучи очень обеспеченными людьми… Скажите, месье Касони, неужели вы не хотели бы покончить с бродячей жизнью, с лишениями, с нищетой?

Миклош поглядел на помрачневшего господина Барберри и на Виктора, понуро склонившего голову, и не нашелся с ответом.

— Я предлагаю вам следующие условия, — продолжал тем временем Сидоли. — В течение года вы будете проходить обучение в моей труппе под руководством опытных наставников, которых мы нанимаем специально для работы с новичками. За этот период вы получите пять тысяч франков, а после вашего первого выступления сумма будет увеличена настолько, насколько вы оправдаете наши ожидания. Может быть, вы будете получать вдвое больше, а может быть, и в десять раз.

Тут вперед выступил господин Барберри.

— А как же я, сударь? — спросил он, нахмурившись. — Что будет со мной?

Сидоли пожал плечами.

— Это меня не касается.

— Вот как? — вскипел толстый коротышка. — Значит, я должен закрыть глаза на то, что вы разрушаете мою труппу, забирая лучшее, что у меня есть? И молчать в тряпочку, — так, что ли?

— А сколько вы платите месье Касони?

Господин Барберри, не ожидавший этого вопроса, растерянно поглядел по сторонам. Но тут ему в голову пришла спасительная мысль.

— Он мой приемный сын, а это как-никак затраты…

— На что?

— Ну как же? — засуетился Барберри. — Пропитание, одежда…

Сидоли достал чековую книжку.

— Я выпишу вам чек на тысячу франков, который вы сможете обналичить в любом французском банке. Думаю, эта сумма с лихвой покроет все ваши расходы.

Миклош с замиранием сердца ждал, как отреагирует на это господин Барберри. Примет ли он деньги, хотя и не имеет на них никакого права, или с негодованием швырнет этот чек к ногам француза?

Барберри спокойно сунул чек в карман.

— Все в порядке, — сказал он.

«Ну, вот я и продан», — подумал Миклош, ощутив в душе безмерную горечь. В эту минуту он явственно увидел алчность и бесхребетность директора цирка.

Он повернулся к Сидоли:

— Я принимаю ваше предложение.

— Вот и хорошо, — француз пожал ему руку. — Значит, завтра в девять утра я жду вас на палубе «Лувра».

Стоит ли говорить, как опечалилась вся маленькая цирковая труппа, узнав эту новость?.. В конце концов на господина Барберри так подействовали слезы женщин, пролитые во время ужина, что он решил немедленно отыскать француза и вернуть ему чек. Но напрасно они с Виктором бродили по всем городским закоулкам. Француз как сквозь землю провалился.

Обычно молчаливый Громобой Иванович в этот вечер не на шутку разговорился и начал что-то доказывать Густаву, который когда-то усвоил несколько русских слов, гастролируя по российским городам. Клоун в ответ кивал головой, уныло потягивая пунш из большой кружки. У Мари-Мари глаза были на мокром месте, а Виктор понуро сидел в сторонке, переживая из-за случившегося, как будто был в чем-то виноват.

Один только Пал Чайко и не думал унывать.

— Не грусти! — хлопнул он Виктора по плечу. — По крайней мере из нашего Миклоша выйдет большой человек. И мы еще будем гордиться, что знакомы с ним!

Уже поздно вечером, бросившись на кровать в маленькой гостиничной комнатушке и закрыв глаза, Миклош прошептал:

— Так, значит, я еду в Париж!

И перед его мысленным взором неожиданно возникло видение: прекрасное лицо и ладная девичья фигурка.

Глава четырнадцатая, в которой речь идет о цирке