Наряду с другими достоинствами Восток перенял у Запада такие качества, как добросовестность, педантичность и практицизм. И местные жители уже начинали превосходить по деловым качествам переселившихся сюда европейцев. Они посылали своих отпрысков на учебу в Париж и Берлин, а в офисах крупных гамбургских фирм всегда оказывались два-три практиканта с Востока, приехавшие, чтобы выведать секреты мировой коммерции и уже дома реализовать свои знания на деле. И как раз из их числа все чаще выходили самые богатые и именитые горожане. Так, сын простого ловца губок становился крупным коммерсантом и рассылал эти самые губки по всему свету. Здесь, в Салониках, не один купец составил себе миллионное состояние, приторговывая старинными албанскими ружьями ручной работы.
В этом гомонящем многолюдном городе появление цирковой труппы не вызвало ажиотажа. Вероятно, здесь уже не раз побывали и другие циркачи. Напрасно нанятые директором цирка музыканты старательно выдували из своих инструментов торжественные звуки, напрасно Пал Чайко изо всех сил бил в большой барабан. В лавках все так же шла нескончаемая бойкая торговля, и никто не обращал внимания на бродячих артистов.
— Скажи мне, первый шталмейстер, на кой черт ты заманил нас в эти Салоники? — брюзжал господин Барберри, слезая с лошади возле установленного на площади циркового шатра. — Здесь никого не интересует высокое искусство.
— Тут нет даже уличных мальчишек, — надула губки Мисс Аталанта, привыкшая в маленьких городках бросаться в сверстников скорлупками арахиса.
Но бывший матрос не терял присутствия духа.
— Подождем до вечера! Увидите, все будет в порядке, — уверял он. — Вечером все лавки закроются и люди разойдутся с улиц в поисках развлечений. Здесь почти столько же театров и варьете, как в Париже. И к нам публика тоже валом повалит, не сомневайтесь!
Чтобы как-то скоротать время до вечера, директор цирка решил посидеть вместе с Виктором и Миклошем в каком-нибудь кафе. Он очень любил такое времяпрепровождение и, если б у него не было никаких дел, сидел бы в кафе с утра до вечера.
Едва они вышли на оживленную центральную улицу, как господин Барберри сорвал с головы шляпу и радостно воскликнул:
— Добрый день, господин полковник!
Им навстречу шел чернобородый человек богатырского телосложения в новенькой военной форме. Молодые люди сразу узнали полковника Симича.
— Как я рад вас видеть! — заулыбался господин Барберри.
Офицер оторопело поглядел на директора цирка, как будто видел его впервые в жизни и, поправив висевшую на боку саблю, прошествовал дальше.
Барберри обиженно крикнул ему вслед:
— Эй, полковник, это так-то вы обращаетесь с друзьями?
Офицер ускорил шаг и свернул в ворота двухэтажного здания, украшенного гербом с короной, который обрамляла надпись на французском языке: «Военная миссия Российской империи».
— Выходит, Симич и вправду состоит на службе в царской армии, — покачал головой директор цирка. — И слава Богу, что мы благополучно отделались от него… Конечно, конечно, — продолжал брюзжать господин Барберри, когда они уже сидели в кафе. — Где уж ему узнавать бедных артистов, с чьей помощью он доставил порох и оружие македонским бунтовщикам?
От этого происшествия его отвлекла только игра в домино, затеянная за соседним столиком. Он примкнул к игрокам, забыв обо всем на свете, и опомнился, только когда Виктор взял его за руку:
— Папа, пора уже начинать представление.
Подходя к площади, они увидели большую толпу, окружавшую цирковой шатер. Пал Чайко усердно стучал в большой барабан, Мари-Мари и Мисс Аталанта нарезали ножницами входные билеты, а Густав в своем клоунском одеянии бегал вокруг шатра и шлепал пустым мешком по рукам тех, кто намеревался бесплатно насладиться искусством, проделывая дырочки в шатре.
— Дорогой мой! — весело прощебетала Мари-Мари. — Сегодня у нас будет замечательный вечер!
— Вот и славно! — кивнул Барберри. — После стольких злоключений мы этого заслуживаем.
Пал Чайко в очередной раз оказался прав. Народу в цирке было полно. Представление имело успех. Особый восторг публики вызвало выступление Миклоша — его рискованная воздушная акробатика на трапециях.
Артисты уже покинули арену, когда к Миклошу в раздевалке подошел Виктор.
— С тобой хочет поговорить какой-то иностранец, — сообщил он. — Кажется, француз.
— Но я мало что понимаю по-французски. Так, кое-чего понахватался от мадемуазель л’Эстабилье.
— Ничего, — успокоил его Виктор. — Я буду переводчиком.
— Ну что ж, давай! — пожал плечами Миклош.
Виктор вышел и через минуту вернулся в сопровождении элегантного пожилого господина.
— Анри Сидоли, — представился иностранец, — директор парижского и лондонского цирка «Сидоли-Робинсон».
Миклош смущенно поклонился, а Виктор застыл как вкопанный, вытаращив глаза: перед ними стоял директор всемирно известного цирка!