Потом он встал и отошел к Кулуху, который сосредоточенно расправлялся с жареным поросенком.
Здесь же в зале оказалась и Линет. Волосы ее были заплетены в косы, уложены вокруг головы и увиты цветами. На Линет было платье из красного полотна, и вся она была увешана торквесами, брошами и браслетами. Линет улыбнулась мне, смахнула пыль с моего рукава и поморщилась, вдохнув застоялый запах мужского тела.
– Шрамы идут тебе, Дерфель, – сказала она, легонько касаясь пальцами моего лица, – но ты слишком рискуешь.
– Я воин.
– Я не о воинском риске, а о выдуманной истории с Мерлином. Ты просто ошарашил меня. А твое объявление себя сыном раба? Неужто тебе в голову не пришло, как это неприятно мне? Я знаю, мы больше не вместе, но люди помнят об этом, и думаешь, мне доставило удовольствие напоминание о том, что я была связана с человеком, рожденным рабом? Ты должен бы иногда думать и о других, Дерфель.
Я заметил, что она больше не носит наше кольцо, что и понятно: она давно нашла мужчин, которые могли позволить себе быть щедрее меня.
– В Инис-Требсе ты, по-моему, слегка порастерял разум, – продолжала она. – Иначе отчего же ты вдруг решился вызвать на бой Ланселота? Я знаю, Дерфель, ты хорошо управляешься с мечом, но он – Ланселот, а не какой-нибудь простой воин. – Она повернулась и посмотрела туда, где король сидел рядом с Гвиневерой. – Разве он не прекрасен? – спросила она меня.
– Бесподобный, – кисло пробормотал я.
– И не женат, я слыхала? – кокетливо промяукала Линет.
Я склонился к ее уху и таинственно прошептал:
– Он предпочитает мальчиков.
Она хлопнула меня ладошкой по руке:
– Дурак. Любому видно, что это не так. Смотри, как он глядит на Гвиневеру. – Теперь Линет приникла к моему уху. – Никому не говори, – хрипло прошептала она, – но она беременна.
– Ну и хорошо, – пожал я плечами.
– Ничего хорошего. Она не рада. Ей не хочется становиться глыбой, понимаешь? И я ее не виню. Ненавижу быть беременной. Ах, вон кое-кто, кого я давно хотела видеть. Люблю новые лица при дворе. О, и вон еще! – Она сладко улыбнулась и на ходу бросила мне: – Помойся, Дерфель.
Она пересекла зал, спеша поприветствовать одного из поэтов королевы Элейны.
– Старое вновь оживает? – подмигнул мне подошедший епископ Бедвин.
– Удивляюсь, что Линет еще помнит меня, – мрачно ответил я.
Бедвин понимающе улыбнулся и поманил за собой в опустевший внутренний двор.
– Мерлин был с тобой? – полуутвердительно спросил он.
– Да, лорд.
И я рассказал ему, как Мерлин в суматохе отлучился, по его словам, всего на несколько минут и исчез.
Бедвин согласно кивнул.
– Он любит такие игры, – сказал он огорченно. – Рассказывай все.
Я поведал ему все, что знал. Мы ходили туда и обратно по верхней террасе, щурясь от дыма оплывающих факелов, и я говорил об отце Кельвине и о библиотеке Бана, открывал правду об осаде и Ланселоте и закончил описанием свитка Каледдина, который Мерлин унес из горящего города.
– Он утверждает, – сказал я Бедвину, – что в манускрипте сокрыто Знание Британии.
– Молю Бога, чтобы это было так, да простит меня Господь, – пробормотал Бедвин. – Кто-то должен помочь нам.
– Все так плохо?
Бедвин пожал плечами. Он выглядел постаревшим и усталым. Волосы его стали клочковатыми, борода поредела, а лицо было изможденным.
– Бывает и хуже, – вздохнул он, – но печально, что не становится лучше. С тех пор как ты покинул нас, здесь все очень изменилось. К тому же Элла так усилился, что дерзает называть себя бретвалдой. – Бедвин снова пожал плечами, словно поражаясь наглости варвара. Ведь бретвалда – это титул саксов, равнозначный званию правителя Британии. – Он захватил всю землю между Дурокобривисом и Кориниумом, – продолжал Бедвин, – и наверняка покорил бы обе эти крепости, если бы мы не купили мир последним нашим золотом. С юга грозит Кердик, а он более жесток и непримирим, чем Элла.
– Элла не напал на Повис? – спросил я.
– Горфиддид, как и мы, заплатил ему золотом.
– Я думал, Горфиддид болен.