Она повернулась к окну и смотрела теперь поверх черепичных и тростниковых крыш Дурноварии, широкого полукруга амфитеатра, крепостного вала, покрытого дерном, в сторону высившихся на горизонте массивных земляных стен Май-Дана. Там, вдали, в голубом небе собирались белые купы облаков. Но меня заставил замереть, перехватил дыхание солнечный свет, лившийся сквозь прозрачную сорочку Гвиневеры и словно бы обнажавший неподвижную супругу моего лорда, эту принцессу Хенис-Вирена. Кровь шумела у меня в ушах, и в этот момент я люто завидовал, нет, ревновал ее к своему повелителю. Осознавала ли Гвиневера коварство солнечного света? Вряд ли, но, может, я и ошибался. Она стояла спиной ко мне и вдруг резко полуобернулась:
– Линет волшебница?
– Нет, леди, – хрипло сказал я.
– Но она ведь училась вместе с Нимуэ?
– Нет, – помотал я головой. – Ей никогда не было позволено входить в комнаты Мерлина. Да ей это было и неинтересно.
– Но ты-то бывал в комнатах Мерлина?
– Только два раза, – сказал я.
Мне видны были ее груди, и я опустил глаза, но взгляд мой упал в черную воду бассейна, которая зеркально отражала ее всю и добавляла какой-то глянец знойной тайны этому гибкому, длинному телу. Наступила тяжкая тишина. Мне вдруг пришло в голову, что Линет могла уверять Гвиневеру, что знает какое-то волшебство Мерлина, и я невольно разоблачил ее.
– Может быть, – пробормотал я, – Линет знает больше, чем говорила мне?
Гвиневера пожала плечами и отвернулась. Я опять поднял взгляд.
– Но ты считаешь, что Нимуэ искуснее Линет? – спросила она.
– Без сомнения, леди.
– Я дважды просила Нимуэ прийти сюда, – недовольно проговорила Гвиневера, – и дважды она отказывалась. Как мне заставить ее прийти?
– Лучший способ заставить Нимуэ что-то сделать – запретить ей делать это, – сказал я.
В комнате опять повисла тишина, и звуки города показались особенно громкими. Доносились крики разносчиков, слышался стук тележных колес по каменным мостовым, раздавался лай собак, гремели в соседней кухне горшки. Но это как бы не нарушало возникшей тишины.
– Когда-нибудь, – нарушила молчание Гвиневера, – я выстрою тут храм Исиды. – Она указала на крепостные валы Май-Дана, которые врезались в небо далеко на юге. – Это священное место?
– Очень.
– Хорошо. – Она вновь повернулась ко мне. Солнце плавало в ее рыжих волосах, матово блестело на ее гладкой коже под белой сорочкой. – Я не собираюсь заниматься детскими играми, Дерфель, пытаясь предугадать действия Нимуэ. Хочу, чтобы она была тут. Мне нужна могущественная жрица. Мне необходима наследница древних богов, если я собираюсь бороться с этой личинкой Сэнсамом. Мне нужна Нимуэ, Дерфель. Поэтому ради любви, которую ты питаешь к Артуру, открой мне, чем можно привлечь ее сюда? Расскажи мне это, и я поведаю тебе, почему поклоняюсь Исиде.
Я помолчал, прикидывая, чем можно завлечь Нимуэ.
– Пообещай, – наконец вымолвил я, – что Артур отдаст ей Гундлеуса, если она подчинится тебе. Но прежде удостоверься, что он сдержит свое слово, – осторожно добавил я.
– Спасибо, Дерфель. – Она улыбнулась, отошла от окна и уселась на черный каменный трон. – Исида, – начала она, – богиня женщин, а трон – ее символ. Мужчина может сидеть даже на королевском троне, но Исида сумеет разглядеть, что он за мужчина. Поэтому я поклоняюсь ей.
Я почувствовал неясный намек на измену в ее словах.
– Трон этого королевства, леди, – повторил я частое высказывание Артура, – уже занят Мордредом.
Гвиневера словно бы отбросила это утверждение презрительной усмешкой:
– Мордред не может усидеть и на ночном горшке! Мордред – калека! Мордред – капризный ребенок, который уже почуял власть, как похотливый боров чует борозду, оставленную свиньей. – Ее голос звучал как удар плети. – И с каких это пор, Дерфель, трон передается от отца к сыну? Никогда прежде этого не было! Власть брал лучший мужчина племени, именно так должно быть и в наши дни. – Она умолкла и закрыла глаза, будто пожалела о своей вспышке. – Ты друг моего мужа? – спросила она через некоторое время, широко раскрыв глаза.
– Ты это знаешь, леди.
– Тогда ты и я – друзья, Дерфель. Мы заодно, потому что оба любим Артура. И разве ты на самом деле думаешь, Дерфель Кадарн, что Мордред станет лучшим королем, чем Артур?
Я колебался, потому что Гвиневера склоняла меня к измене, но в этом священном для нее месте она могла требовать честного ответа, и я сказал правду:
– Принц Артур был бы лучшим королем, леди.
– Отлично! – Она улыбнулась мне. – Поэтому скажи Артуру, что ему нечего опасаться, он только выиграет от моего поклонения Исиде. Скажи ему, что я делаю это ради его будущего и, что бы ни происходило в этой комнате, повредить это ему не может. Достаточно ясно?
– Я скажу ему, леди.
Она долгое время глядела мне прямо в глаза. Я стоял по-солдатски прямо, полы моего плаща касались черного пола, Хьюэлбейн замер на боку, а моя борода золотилась в солнечных лучах, заливавших святилище.
– Мы выиграем войну? – спросила Гвиневера.
– Да, леди.
Она улыбнулась моей уверенности:
– Объясни.