— И, — добавила вдова, — Пеннфорд однажды побывал в Лондоне. В девяносто пятом году, если не ошибаюсь.
— В Лондоне? — Мэтью был заинтригован. — Вы его сопровождали?
— Нет.
— То есть вы не знаете, кого он навещал.
— Это была деловая поездка, вне всякого сомнения. Никакая иная причина не могла заставить Пеннфорда совершить такое путешествие. По возвращении желудок у него так разладился, что доктор Эдмондс на неделю уложил его в кровать.
— Как называлась маклерская контора в Филадельфии? — спросил Мэтью.
— Она носит имя мистера Деверика.
— Да, это я понял, но как она называлась до того, как мистер Деверик ее купил?
Поллард громко захохотал:
— Корбетт, куда вы клоните?! По-вашему, между убийством мистера Деверика и его филадельфийской конторой есть какая-то связь? Давайте еще лунных человечков обвиним!
— Я никого не обвиняю, я просто задаю вопросы. Кто владел фирмой до того, как ее приобрел мистер Деверик?
— Господи, Корбетт, вы просто заноза в заднице! Простите за грубое выражение, мадам.
— Мистер Поллард, — сказал Мэтью, мечтая стереть адвоката в порошок, — почему вы не можете просто дать ответ на мой вопрос? Он вам неизвестен?
— Конторой владел некто Айвз, он остался там управляющим. О чем вам это говорит?
— О том, что я не завидую вашему зубному лекарю, поскольку удалить ваши гнилые зубы можно только с помощью взрывчатки.
Поллард побагровел. И мысли у него, должно быть, такие же багровые, подумал Мэтью. Адвокат сел на место. На лице миссис Деверик играла коварная улыбка — ей явно понравился этот короткий обмен любезностями.
— Да вы забавник, мистер Корбетт, — произнесла она.
— Благодарю, мадам.
— У вас остались вопросы?
— Нет. Весьма признателен за ваше чистосердечие и уделенное мне время.
— Наша договоренность в силе, — сказала миссис Деверик. — Я по-прежнему готова заплатить вам десять шиллингов — хоть бы и ради того, чтобы вы нашли себе жилище попристойнее, чем молочный погреб.
— Я, безусловно, приму плату за услуги, — кивнул Мэтью, — однако жить какое-то время буду в погребе.
— Что ж, как вам будет угодно. Всего доброго. — Она сухо скомандовала кучеру: — Поехали!
Коляска тут же покатила прочь, оставив Мэтью в толчее на Ганновер-Сквер. Мысли его, однако, вновь были в Уэстервикском сумасшедшем доме, с Королевой Бедлама.
Как все-таки любопытно складывается дело, думал он. Королеву поместил в лечебницу филадельфийский адвокат. А Деверик купил в Источнике Братской Любви маклерскую контору. Мэтью, впрочем, сомневался, что торговля в городе квакеров столь уж прибыльна. Зачем же Деверик приобрел там контору? Неужто из простого стяжательства? Вспомнились слова Роберта, сказанные в покойницкой Маккаггерса: «Здесь у него конкурентов не было».
Деверик явно сумел сколотить в Нью-Йорке изрядное состояние, но почему-то не удовольствовался этим. Быть может, хотел начать заново, провернуть то же самое и в Филадельфии?
А эта поездка в Лондон… Пеннфорд не любил путешествовать, поскольку имел серьезные проблемы с пищеварением. Зачем же человек с подобным недугом отправится в многонедельное морское плаванье? Что это за дела такие, ради которых стоит жертвовать временем и здоровьем?
Любопытно.
Мэтью еще тверже уверился, что все дороги ведут к Королеве Бедлама, царственное молчание коей надежно охраняют от посягателей бесчисленные тайны. И его задача — каким-то образом эти тайны раскрыть.
Взвалив на плечо мешок, он зашагал к цирюльне Михея Рейно, мечтая об острой бритве и куске сандалового мыла.
Глава 31
Чернокожий вольноотпущенник Михей Рейно с широкой грудью-бочкой и волосами цвета дыма орудовал бритвой проворно и скрупулезно. Мэтью к тому же нашел его прекрасным собеседником, поскольку Рейно имел дома медный телескоп и по ночам изучал звездное небо, а также слыл видным изобретателем. В углу цирюльни стояла клетка с белкой, которая бегала в колесе, соединенном с помощью ремней и шестеренок с деревянным валом, который вращал посредством других ремней и шестеренок второй деревянный вал, закрепленный в жестяном коробе под потолком, а тот в свою очередь приводил в движение пергаментные лопасти потолочного винта. Сей винт обдувал посетителей мистера Рейно приятным ветерком, дабы те не торопили работу черного как уголь брадобрея. Белку звали Камнеломка, и она очень любила вареный арахис.
После стрижки и бритья Мэтью отправился в ванную комнату, где жена Рейно, Ларисса, набрала ему полную деревянную кадку горячей воды и оставила его отмокать и предаваться размышлениям в одиночестве. Мэтью сидел в кадке, покуда кожа его не покрылась морщинками. Заведение Рейно он покинул чистым, гладко выбритым и блестящим, как новенький дуит, однако платье его по-прежнему требовало стирки.
Визит к вдове Шервин избавил его и от этой проблемы. Когда он уже собирался уходить, прачка спросила:
— Правильно ли я понимаю, что остальные твои вещи остались под завалом и превратились в лохмотья?
— Да, мадам. Возможно, я еще сумею добыть что-то из-под обломков, но на данный момент с одеждой дела у меня обстоят туго.
Она кивнула: