— Что ж, тут я тебе помогу. Если не побрезгуешь носить вещи покойника, конечно.
— Простите?
— Джулиус Годвин был моим клиентом, — пояснила прачка. — У меня остались шесть его сорочек, четыре пары бриджей и два сюртука. Он их принес на стирку за пару дней до того, как его убили. Они уже выстираны — бери и носи. Я думала пожертвовать их сиротскому приюту, но потом и Осли помер. — Она обшарила его внимательным взглядом. — Годвин пониже тебя ростом был, зато такой же стройный. Ну, примерять будешь? Сюртуки отменного качества, ей-богу!
Вот как Мэтью очутился в подсобке прачечной и получил возможность оценить одежные вкусы убитого врача. Один сюртук был темно-синий, к нему шел такой же темно-синий жилет с серебряными пуговицами. Второй — светло-серый в тонкую черную полоску, с черным жилетом. Мэтью отметил потрепанные манжеты сорочек, что в какой-то степени подтверждало слова миссис Деверик о состоянии ума их бывшего хозяина. Сорочки и сюртуки оказались тесноваты в плечах, но лишь самую малость — носить вполне можно. Бриджи тоже сели сносно, пускай и не идеально. Мэтью счел уместным вспомнить старинную народную мудрость про рака, который на безрыбье тоже рыба, поблагодарил прачку и спросил, не подержит ли она его новый гардероб у себя до обеда.
— А чего держать, сам полежит. Авось не удерет, — ответила вдова Шервин, когда в прачечную вошел следующий клиент. — Передавай от меня привет Дюку, хорошо?
В половине первого Мэтью сидел за столиком в «Галопе», ел ячменную похлебку и запивал ее яблочным сидром. Несколько завсегдатаев выразили ему свои соболезнования по поводу обвала гончарной мастерской, однако Мэтью уже пришел в себя после случившегося и принимал их добрые слова с улыбкой. В данный момент его разум целиком и полностью занимала Королева Бедлама, и он намеревался в ближайшее время ехать в Филадельфию, дабы наведаться к Икабоду Примму и разузнать о ней побольше. Вероятно, адвокат сперва придет в ярость и пригрозит, что заберет подопечную из Уэстервикской лечебницы, но его угрозы можно не принимать всерьез. Вряд ли он найдет в стране иное заведение подобного рода с такими же гуманными порядками. Да, доля риска определенно есть — придется действовать вопреки воле врачей, — однако, если клиентам (и ему) нужны результаты, контора Примма должна стать первой остановкой на его пути.
— Мэтью?
Что он будет делать, если Примм станет все отрицать, заявит, будто слыхом не слыхивал ни о какой пациентке сумасшедшего дома? Филадельфия — большой город. Как можно в такой толпе установить личность одного-единственного человека? Ему необходимо что-то помимо словесного описания Королевы, иначе, как сказал Грейтхаус, домой он вернется древним стариком с бородой до…
— Мэтью!
Он заморгал, отвлекся от своих мыслей и поднял глаза.
— Я надеялся тебя здесь встретить, — сказал Джон Файв. — Можно сесть?
— Да-да, конечно присаживайся.
Джон сел напротив. Лицо у него было красное, на лбу еще блестели капли трудового пота.
— У меня всего несколько минут, потом обратно в кузницу побегу.
— Как дела? Хочешь чего-нибудь? — Мэтью поднял руку, чтобы подать сигнал Садбери. — Бокал вина?
— Нет, ничего. — Джон оглянулся на трактирщика и помотал головой, после чего обратил на Мэтью взгляд, который нельзя было назвать иначе как угрюмым.
— Что стряслось? — спросил Мэтью, почуяв неладное.
— Констанция. Вчера ночью она сама проследила за его преподобием.
— Проследила?.. — Мэтью боялся спросить, куда они ходили. — Рассказывай.
— Дело было около десяти вечера, когда на улицах давно никого не должно быть. Ее отец украдкой вышел из дома — Констанция случайно услыхала скрип половицы у двери и сразу все поняла. После происшедшего тогда… в церкви… она прямо сама не своя от волнения. Говорю тебе, Мэтью, она разваливается на части, как он!
— Я понимаю. Успокойся, пожалуйста. Итак, Констанция пошла за отцом, что дальше?
— Дважды его преподобию удалось избежать встречи с констеблем, а один раз она сама чуть не налетела на фонарь, но не сдалась, святая душа, пошла дальше и… Мэтью, я только хотел спросить: куда его преподобие ходил в ту ночь, когда ты за ним следил?
Мэтью неловко поерзал на стуле. Взял со стола кружку, хотел глотнуть сидра, но не глотнул.
Джон Файв наклонился к нему и прошептал:
— Констанция сказала, что ее отец ходил на Петтикот-лейн. Я ушам своим не поверил, но врать ей незачем. Преподобный встал напротив дома Полли Блоссом — зайти не зашел, слава богу, просто стоял там и ждал чего-то. А минут через пять на улицу вышел какой-то человек и заговорил с ним.
— Человек? Кто?
— Констанция не знает. Он говорил минуту-другую, тронул на прощанье плечо ее отца и вернулся в дом. Внутри горел свет. Его преподобие стоял в сторонке, где его никто не видел, но в дом заходили люди. Получается, бордель работает по ночам, несмотря на губернаторский указ.