Предоставив печатнику список этих требований, Мэтью вернулся в подсобку, зажег фонарь и вытащил из мишени для стрельбы блокнот Осли. Затем он сел на койку и в ровном желтом свете принялся внимательно изучать записи. Страницу за страницей, начиная с первой.
Очень скоро он сообразил, что данный блокнот был начат в первых числах мая — согласно заметкам о погоде и особо крупном проигрыше от пятого мая в размере двух крон и четырех шиллингов. Седьмого мая Осли, наоборот, выиграл три шиллинга, а восьмого опять проиграл одну крону. Поровну, как же! Судя по яростным каракулям и винным пятнам на первых страницах блокнота, посвященных азартным играм, над Осли постоянно висела угроза полного разорения. Где же он брал деньги, чтобы вновь и вновь садиться за игорный стол? Суммы слишком велики, из городской казны столько не украдешь…
Мэтью обратил внимание, что Осли поделил блокнот на разделы. В один раздел он заносил свои поражения за игорным столом, в другом — писал о приемах пищи, опорожнении кишечника и так далее. А затем следовал загадочный перечень имен и чисел — сразу после странички, посвященной пожертвованиям от церквей, клубов вроде «Молодых ньюйоркцев», «Баловней» и прочих благотворителей.
Быть может, эти деньги Осли как раз и прикарманивал? Выплачивал из них долги? Ибо в разделе игорных долгов значились суммы, возвращенные товарищам по столу, и те же суммы были вычтены из пожертвований. Судя по записям, Осли выплачивал долги своевременно, иначе его просто перестали бы пускать за стол.
А все-таки что это за имена и числа? Как в них разобраться?
Допустим, это имена сирот, хорошо. Что означают даты? Пометки «откз» и «Капелл»? Мэтью вновь проштудировал числа, пытаясь найти какую-нибудь закономерность или последовательность… Возможно, это шифр? Условные обозначения? Загадка. Тайна, ключ к которой хранился в голове Осли и был погребен вместе с оной головой.
Мэтью вернул блокнот в тайник, прикрыл мишень рогожей и к шести часам постучал в дом Григсби, где отужинал рисом и курятиной в компании печатника и его внучки. Потом они с Григсби играли в шашки, а Берри писала невообразимыми красками очередной пейзаж. Когда стало поздно, Мэтью попрощался с хозяевами и удалился в свое скромное обиталище.
Там он взглянул на часы и задумался, как положено одеться джентльмену, собирающемуся в бордель? Сам он никогда прежде не бывал в таких заведениях. В девять часов вечера он надел белую сорочку, темно-синий сюртук и жилет в цвет, повязал на шею галстух и положил в карман несколько шиллингов, поскольку ничего не знал о стоимости такого рода услуг. Взять с собой фонарь? Нет, пожалуй, не стоит. Решив, что едва ли он сумеет должным образом подготовиться к предстоящему визиту, он вышел из молочного погреба, запер за собой дверь и двинулся в сторону Петтикот-лейн, поглядывая по сторонам, чтобы не напороться на констебля.
Прекрасно сознавая, что нарушает указ, он крадучись шел по улицам города. Конечно, его в любой момент мог подстеречь убийца, но едва ли он причинит ему вред. Блокнот был дан Мэтью неспроста: это ключ. Масочник хотел, чтобы он увидел загадочную страницу и разобрался в именах, — стало быть, убивать его он не станет. В некотором смысле Мэтью сейчас действует по указке преступника.
Услыхав дальше на Уолл-стрит пьяное пение, он притаился у стены. Мимо, ничего не заметив, прошли трое гуляк. Впереди замаячил фонарь, и Мэтью свернул налево, на Смит-стрит, дабы избежать встречи с констеблем. Не успев отдышаться и толком прийти в себя, он вынужден был тут же прилипнуть к очередной двери: мимо, намереваясь арестовать поющее трио, быстро прошагал второй констебль, на сей раз вооруженный топориком. Мэтью двинулся дальше, повернул направо, на Принцесс-стрит, а затем пересек Бродвей. На углу Петтикот-лейн он чуть не столкнулся с каким-то человеком, стремительно следующим на север, однако сей нарушитель так быстро ушел прочь, что Мэтью и вздрогнуть-то не успел.
Еще несколько шагов — и Мэтью уже стоял напротив двухэтажного кирпичного дома с розовыми стенами. Сквозь полупрозрачные занавески проникал свет свечей, в комнатах двигались темные силуэты. Дорогу ему преградила кованая калитка, тоже выкрашенная в розовый, однако она была не заперта, любой мог толкнуть ее и войти. Мэтью тихо прикрыл за собой калитку, сделал глубокий вдох, поправил галстух и решительно устремился ко входу в дом. Подле самой двери он замешкался: следует постучать или же войти без стука? Избрав первый вариант, он стал терпеливо ждать, когда за дверью послышатся шаги и кто-нибудь ему откроет.
Дверь отворилась, изнутри пахнуло вавилонскими садами. На пороге стояла огромная чернокожая женщина в клубнично-алом платье с розовыми и фиолетовыми лентами на тесном лифе. Голову ее украшал пышный розовый парик, а левый глаз был прикрыт розовой повязкой с вышитым на ней красным сердцем, пронзенным стрелой Купидона.
Вытаращенный правый глаз негритянки осмотрел Мэтью с головы до пят, после чего трубный глас с вест-индским акцентом, похожий на громовые раскаты над Карибами, произнес: