— Погоди-ка… — Грейс, только-только начинавшая оттаивать, вновь насторожилась и застыла на месте. — Энди, поди, в историю вляпался? — Она шагнула к двери, и Мэтью едва не вскочил на ноги: ну все, сейчас она точно кликнет Черную Бекку… — Ты кто такой, чтобы про Энди расспрашивать, а? Я на него наговаривать не стану, ясно? И плевать мне, что он натворил.
— Разве я сказал, будто он в чем-то виноват?
— Спрашивай кого хочешь, тебе все здешние девчата одно скажут. Дамы то есть. — Грейс гордо выпятила острый подбородок и покрепче прижала к груди куколку. — Наш Энди — золотой парень! А вот ты кто такой?
— Я вовсе не желаю зла мистеру Кипперингу, — спокойно отвечал Мэтью. — Я лишь хотел уточнить, знакомы ли вы. В «Терновом кусте» вы были вместе, я видел, но мне нужно услышать это от вас.
— Да, мы знакомы. У нас все его знают, кого ни спроси. Даже дракониха порой его обслуживает, причем задарма. — Последнее слово Грейс произнесла с омерзением.
Мэтью пришел в замешательство: как строить беседу дальше? Если Грейс Хестер не знакома с преподобным Уэйдом, что же Кипперинг имел в виду тогда, на пристани? «Что вам известно о Грейс Хестер?» — спрашивал его адвокат в тени корабельных мачт. «Только никому ни слова, ясно?»…
Надо сменить курс. Песок в часах с тихим шипением пересыпался в нижнюю чашу.
— Давно вы здесь живете?
— С конца апреля вроде. А что?
— Доктора Годвина застали?
— Старого хрыча-то? Которого зарезали, да? — Как только тема ее золотого мальчика Энди была закрыта, Грейс вновь начала оттаивать. — Говорят, ему башку едва не оттяпали! — воскликнула она с нескрываемым, почти непристойным злорадством.
— Он ведь лечил здешних дам, верно? До того, как вами занялся доктор Вандерброкен?
— Ага, лечил. И пялил заодно. Хер у старого козла был будь здоров. В таком возрасте греховодничать не каждый может. Видали внизу нашу Николь, тощую такую? Годвин ей прямо спуску не давал: как увидит — сразу в койку тащит. А на день рожденья — дуралей эдакий! — преподнес ей столовые тарелки. Вот как раз в тот вечер ему глотку-то и перерезали. Николь говорит, он ее любил, верите? — Она скривила губы. — Какая может быть любовь в таком месте!
— Забавно, — кивнул Мэтью, хотя на самом деле история показалась ему очень грустной. А тарелки, вспомнил он, изготовил по заказу врача Хайрам Стокли.
— Не будь Николь такой пьянью, давно уже разбогатела бы — столько серебра ей Годвин платил. Еще она говорила, что иногда он называл ее чужим именем, когда после этого дела валялся сонный в кровати. А потом еще рыдал у ней на груди — тогда уж она его быстренько за дверь выдворяла, сколько бы он ни заплатил. У шлюхи тоже гордость есть!
— Чужим именем? — заинтересовался Мэтью. — А каким?
— Николь ведь говорила… Сьюзен, что ли? Лучше сам ее спроси. В общем, чудак был этот Годвин. Пил без просыху, и руки вечно холодные…
— Возможно, я в самом деле поговорю с Николь, — задумчиво проговорил Мэтью. — Хочу побольше узнать о докторе Годвине.
Грейс хмыкнула:
— Теперь и ты заговорил, как он!
— Как кто? — встрепенулся Мэтью.
— Да вот как Энди! Тоже вечно выспрашивал, когда приходил Годвин, сколько пробыл, когда ушел и все такое. Прямо замучил нашу Николь вопросами. Она рассказывала: мол, завалится к ней, присунет, кончит в чехол и давай ее расспрашивать про Годвина, будто только ради него и пришел.
— Неужели? — сказал Мэтью, наблюдая, как Грейс теребит свою куклу.
Видимо, эта грязная, набитая соломой тряпица приносила ей успокоение и утешение. Для нее это сувенир, привет из прошлого. Быть может, и Сьюзен была для Годвина такой реликвией из прошлого? А вот имела ли она какое-то отношение к убийству?
— Мисс Хестер, последний вопрос, — сказал Мэтью. — Эндрю Кипперинг когда-то упоминал при вас имя Уильяма…
— Обожди, — перебила его проститутка. — Как ты меня назвал?
— Мисс Хестер, — повторил Мэтью. — Вас ведь так зовут?
— Меня?
Его вдруг осенило — словно кинжалом кольнуло: нет, ее зовут не так.
— Вы не Грейс Хестер.
— Ясное дело! Меня звать Мисси Джонс, а Грейс Хестер лежит в комнате в конце коридора. Хворая она.
— Хворая?..
— Чахоткой болеет. В последнее время ей все хуже и хуже делается. Бекка говорит, скоро помрет. Почему ей досталась самая большая комната в доме — понятия не имею.
— Какой же я дурак! — Мэтью едва не охнул. Он вскочил на ноги — к чести Мисси Джонс надо сказать, что на сей раз она не попятилась. — Дурак дураком!
— Это почему?
— Не понимаю элементарных вещей! — Он пристально поглядел на нее. — Мисс Джонс, а можно мне увидеть эту Грейс Хестер?
— Дверь на замке. Грейс тоже пьянь еще та, ее хлебом не корми — дай сходить в «Терновый куст» и напиться там вусмерть. В прошлый раз, когда она отсюда выбралась, Энди пришлось тащить ее домой.
Мэтью все понял. А ведь ответ лежал на поверхности с той самой ночи, когда молодчики Эбена Осли сунули его лицом в кучу конского навоза!
— Как же мне ее повидать? Хоть одним глазком бы глянуть!
— Говорю ж, дверь заперта на ключ. — Мисси опять насторожилась. — А зачем тебе на нее смотреть? Может, ты и хворых… любишь?