Мэтью придержал язык. Гарднер Лиллехорн вновь стал самим собой. Впрочем, оно и понятно: главному констеблю ой как нелегко было в последние дни. Тюрьма была переполнена, пришлось соорудить импровизированные камеры в покойницкой, и пенитенциарная система Нью-Йорка трещала по швам от такого количества преступников, которых не могла ни разместить, ни прокормить. В тюрьме царил полный бардак: мальчишки окатывали помоями всех, кто осмеливался подойти к решеткам, и мочились сквозь прутья. Особенно отличились двое, решившие, по всей видимости, бранью и мочой проторить себе путь на свободу: Бромфилд и Карвер. Они так торопились в город за Диппеном Нэком, что едва не врезались в Лиллехорна, констеблей и Кирби. Последний признал в Бромфилде головореза, сопровождавшего Полларда. После короткой погони охотников изловили: лошадь Бромфилда скинула наездника в заросли ежевики, а Карвер остановился сам, когда мимо его уха со свистом пролетела мушкетная пуля.
Добавьте ко всему этому веселью осложнения и загадки, возникшие после обнаружения бумаг в кабинете Капелла, — и вы поймете, почему Лиллехорн стал так вспыльчив. Прокуроров из Чарльз-Тауна, Филадельфии, Бостона и десятка других поселений надо было уведомить о колоссальном количестве подделанных завещаний и купчих, а также о преступных сговорах с целью поджога, вымогательства, похищения людей, кражи документов и даже фальшивомонетничества, которые либо уже были приведены в исполнение, либо только разрабатывались юными «выпускниками» криминального университета, отправленными в означенные города жить и ждать сигнала к действию. Стражи закона сходили с ума под лавиной дел: им предстояло остановить больше тридцати преступных планов по всему побережью Атлантического океана, не говоря уже о том, чтобы удержать в заключении более двадцати пяти уголовников, часть которых нуждалась в медицинской помощи. А двое — Капелл и Поллард — вообще были прикованы к постели и находились в больнице на Кинг-стрит. Иными словами, Мэтью понимал, что у Лиллехорна есть все основания быть не в духе, и не держал на него зла.
Однако он считал, что его работа — ловить преступников, а работа Лиллехорна — держать их за решеткой.
— Гарднер, — сказал Мэтью; их лошади по-прежнему бок о бок шли по дороге. — У меня есть кое-какие соображения насчет здания для констеблей, о котором я вам говорил на встрече с лордом Корнбери, помните? Если такую управу построят, ее можно совместить с новой тюрьмой — современной, рассчитанной на… скажем, двадцать камер. С собственной кухней, чтобы прямо на месте готовить еду для арестантов. И пусть там будет небольшое медицинское отделение, дабы не увозить раненых заключенных…
— Молчать! — рявкнул главный констебль. — Как вы меня назвали?
— Простите?
— Я спрашиваю, как вы меня сейчас назвали?!
Мэтью задумался.
— Гарднер. По имени.
— Нет уж, сэр. Вы можете называть меня только «главный констебль Лиллехорн» или «господин Лиллехорн» — и никак иначе! Не… как бишь вы там меня назвали. Да как вы смеете! Думаете, случившееся в том имении и моя… небольшая оплошность делают нас ровней? — Безупречная черная бородка Лиллехорна дернулась. — Я должностное лицо, мистер Корбетт. А вы — рядовой гражданин, простой секретаришка, если хотите знать мое мнение, — что бы вы там о себе ни думали. А ваше бюро в ближайшем будущем ждут позор и крах, попомните мои слова! Это мой город, Корбетт, слышите?! Он принадлежит мне и уж точно не вам и не этому болвану Грейтхаусу. Если вы задумали подорвать мой авторитет и втоптать меня в грязь перед лордом Корнбери, клянусь честью, вы заработали себе врага! Слышите? Врага! Вас ждет бой. Гарднер Лиллехорн никогда не уклонится от боя, никогда, — говорю вам это, глядя в глаза…
Мэтью решил не прерывать пламенную тираду главного констебля: все равно бесполезно. Следующие пять минут его точно можно было не слушать, и вместо этого Мэтью стал завороженно наблюдать за красным пером, подрагивающим на треуголке Лиллехорна, — эх, где же ястребы, когда они так нужны!..
Глава 50
Солнце вставало и садилось. Луна ходила по небу, меняя форму от ночи к ночи. Воды приливали к берегам, а потом отливали. Лето закончилось, настал сентябрь.
Мэтью взглянул на часы. Уже больше девяти часов вечера. Пора домой, а то завтра с утра нужно заняться отчетом по делу, а после обеда — два часа фехтовать с Хадсоном Грейтхаусом. Занятие не из приятных, однако Мэтью на своей шкуре узнал, какое огромное значение в их деле имеет такой опыт.
— Твой ход.
— Да-да, знаю. — Мэтью взял кружку и неспешно глотнул сидра — пускай Ефрем Аулз еще немного подождет.