Королева острова

– О… – Джозефи уселся рядом с Келлсом и принялся наполнять тарелку пирогом с хрустящей корочкой, соленой треской, ямсом и чесноком, а затем добавил десерт из печеного манго. Жуя, он помахал рукой. – Продолжайте, сэр.

Выходка моего сына заставила мою застенчивую Элизабет Пеннер, мою любимую племянницу, мою маленькую дамфо, закрыть лицо руками. Румянец окрасил ее смуглые щеки в цвет розового шампанского. Когда она только переехала ко мне после потери Эллы и Салли, я прогуливалась с ней по берегу и твердила, что в ее жизни еще будет много хорошего. Все, что, она пережила, никогда ее не остановит. Мы стали близкими подругами с моей дамфо.

Если это на самом деле правда, я была бы счастлива.

Мой сын жадно пил шампанское, которое подливал ему Келлс.

– Давай, Кинг, расскажи моей маме, как сильно ты любишь Элизабет и умираешь без нее.

– Ты уже это сделал, – кашлянул мой крестник.

Я подавила смешок. И Элизабет, и Уильям были весьма сдержанны. Я ничего не замечала.

Затем Уильям опустился на колено и взял ее ладонь.

– Все в точности как сказал Джозефи. – Он склонился и прильнул к руке моей племянницы, словно она была вкуснейшим пирогом, и ямсом, и шампанским.

Ее лицо стало вишнево-алым.

– Да.

Мне нравилось присутствие Элизабет в моем доме, нравился ее критический ум.

Томас Кинг и я все эти годы были близки. Он помогал моему делу развиваться. А теперь сын бывшего работорговца собирался жениться на дочери бывшей рабыни.

Поднялся Келлс, который часто захаживал к нам на ужин.

– За счастливую молодую пару. Твоего отца, Уильям, я знаю давно, а с тобой, Элизабет, познакомился три года назад. Ты яркая и милая, и Кингу дьявольски повезло.

Уильям встал и прижал руку Элизабет к своей груди. Та усмехнулась.

– Мы говорим «чертовски», дядя Келлс.

Ухмылялась ли я над тем, как Элизабет подшучивает над дядей? Мы с Келлсом не были женаты. Я едва его выносила, хотя видела два-три раза в неделю: то с Шарлоттой, то с Катариной и Саймоном. Потом он появлялся с кем-нибудь из моих поставщиков или когда на ужин приходил вице-губернатор Кодд.

Я постучала ножом по бокалу.

– Прежде чем это зайдет дальше, позвольте задать несколько вопросов.

Уильям, не отпуская руки Элизабет, наконец, посмотрел на меня.

– Да, мэм.

– Что думает твой отец? Он либерал, он изменился, но Англия по-прежнему Англия, если только вы не намерены остаться в Демераре. Смешение рас в Лондоне…

– Уже не новость. Многие плантаторы отправляют своих дочерей учиться в Англию. Многие выходят там замуж. Мы не будем единственными. Мы готовы принять вызов. От такой любви, как наша, нельзя отказаться.

Келлс взглянул на меня.

– Он прав. Чертовски прав.

– Мы… – Уильям бросил взгляд на Элизабет, – будем жить в основном в Лондоне, но приезжать как можно чаще. Работа с инвестициями отца меня огорчала. Но самые простые разговоры с Элизабет весьма увлекали. Кажется, я влюбился, когда она одолжила мне палочку древесного угля. Это была лучшая ссуда в моей жизни.

– Сэр, на самом деле вы все еще мне должны. Моя тетя продает их в своем магазине за три шиллинга.

Он достал из кармана кольцо.

– Возможно, это погасит мой долг.

Золотой ободок выглядел старым и был украшен небольшим бриллиантом. Томас Кинг явно одобрил брак. Кольцо должно было прийти почтой: британский военный флот пропускал только письма.

Ребекка подала сигнал одному из слуг.

– Полагаю, нам нужна еще одна бутылка Sourire de Reims Rosé.

– Эта была последней, Ребекка. Проклятая блокада. Придется довольствоваться Rosé de Saignée. Оно не хуже.

Келлса это заявление позабавило. Джозефи тоже.

Я опустошила бокал. Мне нравилось, когда мой стол ломился от угощений. В моем доме на Робб-стрит всегда должно быть именно так. Потом я опечалилась, поскольку все изменится. Дети и внуки вырастут и уедут. Поэтому я буду наслаждаться общением с ними как можно дольше, даже если придется делиться с Келлсом.

Демерара, 1816. Мука

Я сидела у кровати Джозефи.

Он страдал. Его терзала желтая лихорадка. Здесь ее так называли, но я-то знала, что это булам, черная рвота.

– Мама… – закашлял Джозефи. – Уходи. Тебе нельзя заразиться.

– Вздор, мой мальчик. – Я вытирала сыну лоб, пытаясь приободрить. Его бедным легким было тяжело, слишком тяжело.

Как и Федоны, Джозефи никогда не требовал от раба того, чего не сделал бы сам. Они были для него не просто работниками. Он обращался с ними как с людьми и не мог избежать болезней, что выпадали на их долю. Они часто собирались возле большого дома, который Джозефи построил на плантации Кенсингтон.

Его прекрасные темные глаза сначала стали голубовато-карими, затем красными, а потом полностью пожелтели.

Сейчас веки были закрыты.

– Нет, Джозефи. Ты должен встать. Давай поговорим о полях.

– Мама, Шарлотта справится. Она хорошая. И муж Элизы тоже. Робертсон так помог мне в прошлом году на уборке урожая. Не тревожься, мама.