Королева острова

– Нет. – Энн так сильно затрясла головой, что та едва не отвалилась. – Мой шурин воспользовался ее невинностью. Прости, мама. Если он вернется в Англию до того, как ей исполнится двадцать один, их брак будет недействительным.

Крисси было двадцать. У этого человека в запасе имелся целый год, чтобы сбежать.

– Она отдала свою добродетель в обмен на обещание жениться?

– Да, но сестра-то думала, что она замужем. Крисси любит Роберта Гаррауэя.

Я сжала кулаки и потрясла ими.

– Где Гаррауэй?

Фрэнсис отступила и пожала плечами.

– Исчез.

– Почему? Почему он исчез сейчас? От меня спрятался?

Энн посмотрела на Фрэнсис, и та ответила столь же пустым взглядом.

И я побежала, стуча сандалиями по мостовой. Мне нужно было добраться до дома и понять, что еще пошло кувырком.

Я знала, Крисси флиртует напропалую, но рисковать своим будущим из-за обещаний? Влюбленные не заключают контрактов с пунктом «брошу тебя».

Энн и Фрэнсис пыхтели позади; я взбежала по лестнице, а затем ворвалась в комнату.

В спальне Крисси сидела мами.

Дочь была цела и невредима, она стояла ко мне спиной.

Моя мать подошла ко мне, обняла и прижала к себе. Ее хватка была все еще крепкой, но волосы стали короткими и совершенно белыми. Морщины и ямочки слились, но вид у нее был счастливый.

– В серебряном чайничке чай из павлиньего цветка. Крисси попросила. Теперь она не станет его пить. – Мами поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты.

У меня закружилась голова.

Беременна.

Крисси хотела скинуть дитя.

Я обогнула диван, моя малышка села, положив руку на едва заметный живот.

Я разглядывала чайный сервиз, который подарила Энн, – бесценный дар мистера Фодена; десять минут пролетели незаметно. Гравировка на боках чайничка была слишком красива, чтобы наливать туда жидкую смерть, ведь старик так любил жизнь.

– Прости, мама.

У меня пропал голос. В ее жилах текла кровь нашего Томаса; Крисси – не плод насилия, а дитя, зачатое в любви. Чай, который контролировал регулы рабынь, предназначался не для того.

Я затаила дыхание. Мне хотелось кричать, выпустить свою ярость, но стоило бросить взгляд на ее круглое личико, и становилось ясно, что она уже нарекла себя и дурехой, и шлюхой, как только не обзывала, должно быть.

Вместо этого я обняла дочь.

– Я люблю тебя, Крисси. Мы с твоим отцом любили друг друга. Я подарила тебя ему, чтобы сбылась его мечта о большой семье.

– Прости, мама, – полным слез голосом прошептала она. – Я думала, дитя нас свяжет, а не заставит его сбежать.

– Ты хотела ребенка, когда думала, что Гаррауэй любит тебя? Тогда не пей. Это чай ненависти, а не любви.

Я оттолкнула остывшую чашку.

– Я всегда буду любить тебя и поддерживать. Поразмысли хорошенько. Не наказывай себя. Плевать на Гаррауэя.

– Я хотела этого ребенка и его любви. Мама, разве так плохо хотеть и того и другого?

– Послушай. Ты сильная. Ты из рода сильных женщин. Мы поможем тебе, но научись мыслить правильно. Кровь Томасов бесценна.

– А вдруг я рожу этого ребенка, а Роберт так и не вернется? Я навсегда буду привязана к нему.

– К воспоминаниям о любви, не более. Я позабочусь, чтобы этого малыша любили как следует.

– Ты не возненавидишь меня? – всхлипнула Крисси.

Больше всего на свете дочь боялась моего осуждения. Нужно было перестать злиться, что не сбылись мои мечты о Крисси, и перестать пытаться заменить их новыми. Я погладила дочь по спине.

– Возвращайся со мной. У меня есть комната…

– Нет, я должна остаться. Мы приедем к тебе вдвоем или втроем, если Роберт вернется.

Мне хотелось свернуть ему шею, но похоже, Крисси отчаянно любила его, как Катарина своего мужа. Унаследовали ли мои девочки это отчаяние от меня?

– У нас с твоим отцом разладились отношения, а потом нам выпал второй шанс. Может быть, когда родится ребенок, у вас с Гаррауэем тоже все наладится.

– Мама, без тебя у меня ничего не выйдет.

Я схватила свою взрослую крошку, обняла и едва не задушила в объятиях.

– В Демераре для тебя готова комната. В ней большое окно, чтобы смотреть на звезды. Я могу поставить там и колыбельку.

Она начала всхлипывать, и я позвала Энн и Фрэнсис.

– Я знаю, что вы обе за дверью. Входите!

Створка, скрипя, открылась, и они мигом вошли.

– Присядьте. Я хочу рассказать вам одну историю. О вашей крови, о том, какие вы сильные. Вы созданы из железа и жертв.

Мои девочки слушали все ужасные истории, о лазарете, о Николасе, о тех, кого я любила: владельца плантации, стряпчего и принца. Я закончила своей самой большой любовью – моими детьми и мной. Где-то на этом пути я полюбила и себя.

И никогда не перестану.

Моим девочкам тоже нужно полюбить себя и поверить, что они достойны своих мечтаний.

Демерара, 1819. Горе