Королева острова

Послышалась музыка флейты, скрипок и барабанов – это начали играть музыканты, которых я наняла. Келлс прикоснулся ко мне, и от ритма у меня захватило дух. Его ладонь легла мне на талию, и я перенеслась в то время, когда он учил меня танцевать.

– Это не аллеманда.

Келлс был по-прежнему высок и возвышался надо мной. Он сохранил силу в руках. Келлс притянул меня к груди и закружил.

– Это называется вальс. Возможно, нам с тобой стоило дождаться подходящего танца.

Он поцеловал меня.

Я прижала его к стене и провела руками по плечам. Запах свежих обоев ударил мне в нос вместе с запахом рома и одеколона.

Келлс обнял меня, и я уткнулась лицом в его галстук. Он прижался губами к моему лбу.

– Знай я, что тебе только и нужно немного шампанского, – я бы заказал бочку.

– Мое любимое – Sourire de Reims Rosé. А это Rosé de Saignée. На вкус оно как ягоды и виноград. От него дольше послевкусие.

– Дай-ка попробую снова. – И он поцеловал меня, на сей раз глубже.

Мое сердце колотилось и стучало о ребра. Возможно, Козевельд не так уж стар, возможно, и я тоже. Возможно, я просто глупа, если думала, что навсегда останусь в одиночестве.

– Дьявол. Я как Крисси.

– Что?

– Я тебе еще не говорила. Эта дуреха сбежала с очередным мужчиной, майором Гордоном, в Шотландию.

– Прости, Долли. Я знаю, ты пыталась.

– О, поцелуй меня, Келлс, пока у меня в голове не прояснилась. Пока я не начала тревожиться об этой девчонке, или об ужине, или о любой глупой причине, которую воздвигла между нами.

Келлс так и поступил, лукаво улыбнувшись. Его руки согрели даже те места, что я считала мертвыми, и я потянулась к мужчине, который всегда оказывался рядом в нужное время, несмотря на наши разногласия.

– Не такое зрелище должны видеть лидеры Демерары и Барбадоса: два полуобнаженных тела, сплетенных в объятиях у клетки со львом.

– Выходи за меня, Дороти.

– Нет.

Я обняла его за шею и легонько поцеловала.

– Выходи за меня, Дороти.

– Ты перестанешь это твердить, если я соглашусь?

– Только после того, как ты скажешь «да».

Я была пьяна, не в себе и устала от него бегать.

– Может быть.

– Уже лучше.

Он прижался губами к моим губам, и те изогнулись. Келлс попытался поднять меня, но его стон подсказал, что спина не выдержит. Так не пойдет.

Застегнув ему сюртук, я повела Келлса по коридору.

– Сюда.

– Мне следует поступить как джентльмен и сказать, что у тебя очень важный ужин, но джентльменом я был лишь с тобой.

Вдруг раздался крик, громкий и сокрушительный, разрывающий душу.

Келлс побежал на него, таща меня за руку.

В коридоре кричала моя мать. Шарлотта выглядела так, будто вот-вот лишится чувств.

– Что стряслось, мами?

– Л-Лизз-и и Ко-Коксолл, – дрожащим голосом прорыдала Шарлотта.

Это прерывистое заикание, когда человек едва дышит, едва может произнести слова, означает самое худшее.

Келлс забрал у Шарлотты газету.

– Они утонули. Их корабль пошел ко дну. Мне так жаль, Долли.

Он подтвердил, что случилась трагедия, и силы оставили меня.

Я не могла дышать.

Я не могла даже поднять голову и опустилась на пол рядом с мами. Лиззи была нашим общим ребенком. Мы рыдали как помешанные.

Келлс погладил меня по спине.

– Я пошлю весточку вице-губернатору Мюррею. Сообщу, что сегодняшний прием отменяется.

– Нет. – Я отстранилась и нашла в себе силы встать. – Нет.

Шарлотта вытерла глаза.

– Так надо, мама.

Нет.

Казалось, они не слышали меня.

– Не-ет! – крикнула я. – Я надену лучший наряд и буду улыбаться.

Мами кивнула и нацепила свою привычную улыбку.

– Я тоже буду готова.

Шарлотта заплакала и побежала по коридору.

– Пойду оденусь. – Спотыкаясь, я поковыляла вперед.

Келлс пошел следом.

– Ты не должна этого делать, Долли. Никто не ожидает от тебя подобного. Ты – человек. Тебе нужно время погоревать.

– Горе не позволяет выбирать. Оно просто обрушивается на тебя. Этот вечер должен состояться. Это важнее меня, Келлс. Важнее. У цветных девушек не будет второго шанса блеснуть. Нужно пользоваться моментом, когда он выпадает.

– Тогда я буду рядом. И все же я думаю…

– Я уже сказала, что собираюсь делать. – Я оставила его и пошла к себе в комнату.

– Долли, давай поужинаем. Ты и я, будем скорбеть вдвоем. Долли?

Я закрыла дверь и заперла ее.

Потом рухнула на створку и поплакала вволю. Мне нужно было выплакаться, чтобы выдержать ужин с сухими глазами. А потом я должна буду сказать внучке, названной в честь меня, Дороти, и всем моим внукам здесь и там, в далеких школах, что их родители никогда не вернутся домой из-за моря.

Раздался громкий стук в дверь – наверное, стучал Келлс, но я не шелохнулась. Никто не увидит меня до ужина. Потом я оденусь и с гордостью натяну улыбку мами и свой тюрбан.

Rop tú mo baile.
Rop tú mo baile.

Это Келлс напевал мой гимн через дверь. Я подхватила его, затем встала и умылась. Губернаторы, принцы и даже Келлс должны видеть лишь сильную Дороти Томас, а не Долли, которая вновь разбилась как стекло.

Демерара, 1822. Погоня

Келлс мерил шагами мою гостиную.