Королева острова

Никто не хотел войны. Все жаждали свободы, но не кровопролития, пусть тяжкой работы, но под справедливым управлением.

– Взгляни на себя. Море тебе благоволит.

Она закружила меня, и перья на моей шляпке, синие и оранжевые, заколыхались, а юбка задралась. Раздулись плиссированные складки из полосатого шелка цвета манго под лифом.

– О, да ты с абрикосами? Ты заезжала на Гренаду! Как поживает семья?

Из самых глубин моей души вырвался стон.

– Муж Энн, Джон Глостер Гаррауэй, угодил в беду: его братец, тот негодяй, что обманул Крисси, наделал долгов.

Ребекка махнула слугам, которые укладывали ящики и свертки в ее повозку, чтобы поторапливались.

– О нет. От этого Роберта одни беды.

– Были беды. Теперь-то он помер. Но Джону Глостеру пришлось продать поместье Гаррауэев.

Я от всего сердца им сочувствовала. Но Джону Глостеру и Энн сейчас, когда ее муж начал работать в суде, жилось лучше.

– Это напоминание о моем наследстве, Ребекка, о состоянии, которое я скопила. Ничто из того, чего добилась я и мои дети, не должно достаться мужьям моих девочек. Я посоветуюсь с Кингом и своими лондонскими адвокатами. Нужно что-то предпринять, чтобы не дать им оттяпать имущество после моей смерти.

– Довольно разговоров о смерти, однако сокрытие имущества – серьезный способ прищучить мужа. Белые мужчины должны сами выплачивать свои долги, а не выкачивать таким трудом заработанные деньги из наших карманов. Господь знает, сколько мы выстрадали, чтобы их получить.

Джон Глостер не был белым. Ему потребовалось бы еще два поколения, чтобы считаться белым креолом. И все же старый друг Томаса Гаррауэй позаботился о том, чтобы его наследники далеко пошли, словно были чисты, как яркий лондонский снег.

И все же памятуя о неприятностях Ди-Пи Саймона с его кредиторами и британскими плантаторами, в глубине души я задавалась вопросом: а не кроются ли корни проблем Джона Глостера в смешанном происхождении в той же мере, что и в долгах его беспутного брата?

Ребекка забралась в повозку, готовая отправиться в путь.

– Залезай, Дороти, давай-ка поедем домой. На Робб-стрит без тебя очень скучно!

Приподняв юбку, я уселась на свое место и ухватилась за борта. Ребекка правила лошадью быстро, слишком быстро.

– Как жизнь по ту сторону моря, Дороти?

Повозка рванулась вперед, и я едва не соскользнула с деревянного сиденья.

– Осторожней, моя шляпка!

– Извини, дорогуша.

Она немного ослабила поводья, я удержалась и вцепилась в поля своей соломенной шляпки.

– Европа не изменилась, сплошь кирпичные строения и людские толпы. Лондон совершенно прежний, хотя там новый король, Георг Четвертый. Очередной Георг!

Моя подруга придержала лошадь. Цоканье копыт теперь вторило моему успокаивающемуся пульсу.

– Ты снова видела своего принца? Повеселилась с шампанским?

– Нет, Ребекка.

Она рассмеялась, и я вслед за ней. Уильям в 1818-м женился на немецкой принцессе. Лондон пришел в восторг от его брака. Меня это не удивило. Он был исключительно предан жене, как прежде – каждой своей Дороти. Мистер Кинг сказал, будто принц счастлив и отныне живет по средствам. Хорошо, что Уильям по-прежнему стремился к своему счастью. В этом он не струсил.

– Ты устала, Дороти? – Ребекка еще сильнее замедлила ход повозки, будто неторопливое движение позволит мне восстановить силы. Но для этого потребовалось бы нечто большее, чем просто спокойная поездка.

Я смотрела на дорогу, на здания с остекленными окнами и ставнями.

– Новые постройки, колония опять растет. Все время она меняется.

Ребекка со вздохом прижала руку к груди, смяв шаль в цветочек.

– Ты слишком долго откладывала. Давай же, расскажи мне самое плохое о визите к Крисси.

Цокнув языком так громко, что лошадь всхрапнула, я шлепнула себя по бедру.

– Это ужасно. Я сидела за ее столом, а болван – любовник моей дочери, майор Гордон, вежливо грозил ее бросить, если я не дам ему десять тысяч фунтов. А после имел наглость сюсюкаться с Хантли, их новым младенцем.

– Десять тысяч фунтов, Дороти? Господи, помилуй.

– Да. И моя дочь этого стоит, но нельзя же соглашаться, чтобы мужчина любил тебя за деньги, в особенности за мои.

Повозка попала в колею, и я снова придержала шляпку.

– Полегче!

– Извини, – сказала Ребекка. – Ты не сумела убедить ее вернуться?

Я покачала головой.

– Она отчаянно к нему привязана. Крисси не замечает, какой он гадкий. Не знаю, поймет ли она это когда-нибудь.

Повозка остановилась перед моим домом – прекрасным двухэтажным особняком с большими светлыми окнами, из которых видны великолепные звезды. Моя дочь и Хантли должны жить здесь.

– Я хочу вернуть своего шеф-повара.

– Но соусы господина Ле Плата просто божественны. – Моя подруга взглянула на меня с легкой улыбкой – с той, которой она улыбалась, когда читала мне плохие новости. – Ты ведь знаешь, что Келлс продал все и переехал на Барбадос?

– Что? Все? И Обитель тоже?

– Да. Он продал плантацию своей второй дочери и ее мужу полгода назад.