Королева острова

Она остановилась и перегнулась через перила.

– Утри глаза. Кому сказано, я о тебе позабочусь. Я приготовлю контракт для тебя и твоего жениха. Как только бумаги подпишут, ты заживешь собственным домом.

– Ты хочешь меня отпустить?

– Я не стану держать никого из вас, если пойму, что вы готовы. Ты готова, готова совершить все ошибки, что может позволить себе юная жена. Контракт будет. Я тебя освободила и не оставлю беззащитной.

Лиззи прикрыла рот рукой. Я видела: она расплакалась еще пуще. Лиззи спустилась ко мне и обняла. Крепко обняла – так крепко впервые с тех пор, как мы снова встретились, но эта любовь вспыхнула потому, что я ей уступила.

Нас могло исцелить лишь время. Я обняла дочь в ответ, впитывая любовь, которую она дарила. И молилась, чтобы эта своенравная девчонка не повторила моих ошибок.

Доминика, 1784. Прощание

Сон все не шел ко мне. На тесном матрасе нелегко было устроиться поудобнее. Я выскользнула из постели, стараясь не разбудить Китти или Эдварда.

Он перестал кашлять. Мами приготовила ему что-то из сада, который разбила на заднем дворике.

Завернувшись в одеяло, я спустилась по лестнице. В доме царил редкий холод.

Но что-то во мне разладилось.

Меня мотало из стороны в сторону, как корабль, который ищет берег во время шторма. Лиззи по-прежнему сторонилась меня, если только мы не говорили о Коксолле. Я не нужна была ей как мать, да и как подруга – тоже.

В окно гостиной я увидела на крыльце мами. Она зажгла свечу, пламя озаряло ее, отбрасывая тень на перила.

Я вышла и уселась в пустое кресло, то самое, где сидел па, обхаживая ее.

– Тоже не можешь уснуть, мами?

Она кивнула.

– Я скучала по тому, как ты меня называешь.

Ма пила чай из кружки и смотрела прямо перед собой.

Оттуда, где мы сидели, мало что было видно, только стены чужих домов.

– Глянь, опять солдат прошел. – Она побарабанила пальцами по ручке кресла. – Уж четвертый сегодня. После этой войны на море всем тут заправляют британцы. Французы мне больше нравятся.

С чего бы мами занимать сторону в войне, которая ведется не на Монтсеррате. Келлс – тот всегда был за британцев. Возможно, со временем здесь, в Демераре, они докажут, что он был прав.

– Может, солдаты – это не так плохо. Им нужны вещи. Помнишь, ты шила для меня одеяла на продажу?

– Ты свободна, Долли. Тебе нельзя торговать.

– Это коммерция. Я заработала кучу денег, нанимая экономок.

Мами смотрела на красномундирников, проходящих мимо.

– Они меня не заботят. У нас есть вольные грамоты. Мы свободны.

– Думаешь, мужчины с ружьями будут тратить время на чтение?

– Тогда придется мне стать важной и могущественной – и все меня узнают.

– Если кто на это способен, так это ты. – Мами отпила чаю.

– На берегу поместья не строят. Плантации – дальше в холмах. Мы слишком близко к берегу. Мне не нужен особняк, если он будет хуже Обители.

– Это, должно быть, дом Джона Козевельда Келлса?

Говорила мами негромко, но я все равно расслышала, как резко она произнесла его имя.

– В Демераре, мами. Келлс забрал нас с Китти на свою плантацию.

Нас окутало долгое молчание, потом она взяла меня за руку.

– Шарлотта и Эдвард такие славные.

– Я отдавалась мужчинам, но они от меня ничего не взяли. Эдвард – Келлс, Шарлотта – нет. Она Кирван.

– Проклятый ублюдок умеет строгать прелестных детишек. Этот болван должен гнить в аду. Когда он выяснил, что ты пропала, а Келлс выкупил Китти… – Она обняла себя руками. – Он бы растерзал тебя, если бы только поймал.

Прежде я никогда не слышала от нее таких грубых слов. И мне это даже понравилось.

– Николас бил тебя? Он посмел тронуть Лиззи?

– Нет. Вернулся твой па и забрал нас в большой дом. Масса Кирван был добр к нам, когда на Монтсеррат обрушился голод.

Голод? Я вспомнила шикарные, даже расточительные приемы Келлса, и меня замутило. Я схватилась за живот.

– Мами, как мне загладить перед ней вину?

– Брось это. Она цела и невредима. У нее были учителя, она умеет читать и писать. Когда сын Коксолла положил на нее глаз, твой па дал им понять, что Лиззи не продается, и проследил, чтобы она выучила британский этикет. Лиззи будет хорошей женой. Парнишка так ее любит.

Но они не заключат брак… Томас объяснил то, что я и так знала: католическая церковь, наша церковь, не одобряла браки между расами. Если у Коксолла есть хоть капля черной крови…

– Контракт ее защитит.

– Ты могла освободиться давным-давно, Долли. С Лиззи-то все в порядке. – Ее плотно сжатые губы дрогнули. Одинокая слеза скатилась по щеке. – А вот Китти… Моя младшенькая. Она…

– Она счастлива, мами. Она создала для себя безопасный мир. – Мамочка привлекла меня к себе, не позволив свалиться в яму бездонной вины, что зияла у меня в груди. – Ей даже больше кошмары не снятся, не то что мне.

Она поцеловала меня в макушку, откуда ниспадали мои косы.

– Ты собираешься еще видеться с Келлсом? У тебя ведь от него ребенок. Он хотя бы дал тебе подрасти, прежде чем начать за тобой ухлестывать.

– Он меня никогда не заставлял. Я его любила, но в Лондоне у него была другая жизнь, и ему пришлось туда вернуться.