Королева с опытом работы

– Так еще один братишка мой, – улыбнулась Гертруда. – Старшему-то, Крису, уже три. Папаша его усыновил сразу, как на Марте женился. Гордый ходил, принцесса-де приказала самолично ему жениться! Наследник растет. Хоть и говорят, что теперь и дочери равно сыновьям наследовать могут, да разве ж мужики такое дозволят?

Я выдохнула, сбрасывая напряжение. У меня язык прилип к небу, когда я хотела задать другой вопрос. Гертруда развернула младенца и столбиком прижала к себе.

– Кусается, зубки режутся, – поморщилась Гертруда. – Ночью плохо спит.

– Лекарь тебя смотрел? Почему шрамы остались?

– А то как же, смотрел. Батюшка из столицы приглашал, денег не пожалел. Сделать ничего уже нельзя было, время ушло, рубцы воспалились. Придется такой жить, – философски отозвалась Гертруда. – Зато глаз спасли.

– Тебе надо дворцового целителя, и лекарство с магическими компонентами!

– Вероника, вот что хочешь делай, я во дворец не вернусь! Гадюшник у вас там. Ни души, ни воли. Да и куда мне с таким лицом по вашим раззолоченным паркетам ходить! На смех поднимут, а за твое внимание возненавидят. И деткам там опасно, недосмотрят, притравят, я уж сколько историй наслушалась, пока там вертелась. Бери-ка своего, и пойдем вниз, перекусим.

Я непонимающе посмотрела на подругу. Своего? О чем она? Та, усмехнувшись, откинула край одеяла. Там потягивался и жмурился после сна еще один малыш, чуть постарше, в короткой рубашечке.

– А я все думаю, что ты про сыночка не спрашиваешь. Будто нет его, – пробилось, как сквозь вату.

***

– Знамо дело, благородная же лира, положение их такое, они нежные, постоянно в обмороки падают, – раздался надо мной уверенный мужской голос.

– Падают, потому что в корсеты утягиваются, – хмыкнула Гертруда.

Голова кружилась, затылок ломило. Я открыла глаза.

– Что ж ты делаешь-то, всех перепугала! Так с лавки и брякнулась, – заворчала Гертруда, обтирая мокрой холодной салфеткой мой лоб и виски.

– Ты по себе не равняй, ты девка деревенская, крепкая, а их великолепие вон какая тончавая из себя, вот и сомлела, – вступился за меня лэр Грудис. Вся семья столпилась возле лежанки. Надеюсь, хоть гвардеец остался внизу?

– Расскажите мне все, – потребовала я, поднимаясь.

Хозяин тут же плотно прикрыл дверь и присел ко мне на лежанку.

– Да и рассказывать нечего особливо! Марта как раз в мае только родила, а тут верховой вдруг прискакал, и прямо в горницу лезет. В грязных сапожищах, конским потом от него разит. Я его крою матом, ясное дело! Струхнул, конечно, думал, там меня и порешит, оружия на нем было понавешано – страсть! Он только зыркнул, «Грудис?» – грит. «Ну, Грудис», – отвечаю. Положил сверток на стол, бухнул рядом кошель денег, только я его и видал. Развернули – ребеночек махонький, пищит жалостно, будто котенок. Марта сказала, ему не больше двух суток. Я и делать что, не соображу, стою, как пень чумной, а моя его сразу к сиське потянула. Наш, говорит, теперь будет, один сын хорошо, а два – лучше. А через месяц Труда добралсь до нас, объяснила, что да как.

Марта, ревниво на меня поглядывая, положила мне на колени ребенка. Горло сжало спазмом, руки затряслись. Страшно прикоснуться. Глубоко вдохнув несколько раз, я начала рассматривать ребенка. Своего сына. Темно-рыжие волосики завивались на макушке. Глаза… голубые, с прозеленью. И пахло от него – молоком, хлебом, чем-то непонятным, отчего дрожал подбородок, и внутри закручивалась огненная колючая проволока.

– Как назвали?

– Марком. Гертруда сказала, что вы придумали благородное имя, что и не выговорить, да к тому времени мы уже нарекли в часовне по-простому, вместе с нашим, уж простите. Он аккурат ровесник нашему, никто не удивился в деревне. Вот Маттео, вот Марек. Двойняшки, стало быть. Марта их одинаково любит.

Ребенок хныкал, возился, вполне очевидно не желая сидеть на ручках незнакомой тети, оглядывался на Марту.

Прошло не меньше двух часов, пока я узнавала от словоохотливой Марты все подробности жизни детишек с первого дня. Выяснилось, что Марек спокойный и серьезный мальчик, себе на уме, а Маттео драчливый и неугомонный. Я подержала на руках обоих, сравнивая – похожие, очень похожие. Носики кнопочкой, белесые бровки, глазки голубенькие у обоих. Только у Маттео хохолок чуть светлее. И как проверяется магическая метка? Сейчас на коже ребенка не было никаких следов. Но я почему-то не сомневалась, рыженький – точно мой.

– Ваше величество, – прервал семейную идиллию давно заскучавший гвардеец. – Скоро смеркаться начнет, вас станут искать.

Следовало поторопиться. Гостеприимные хозяева наложили нам с собой целую котомку домашних колбас. Мой гвардеец ехал за мной рысью. Кратчайшим путем мы оказались возле шатров, где румяные и разгоряченные скачкой лиры и лэрды делились подробностями охоты. Огромная туша кабана лежала тут же. Визжали и лаяли собаки, которым кинули потроха, веселые и пьяные голоса охотников оглашали перелесок.

– А вы, моя дражайшая супруга, не радуетесь удачной охоте? – ко мне подошел краснощекий и явно нетрезвый Адемар.