Эдуард удалился по каким-то своим важным делам, которые меня уже совершенно не интересовали, поскольку он небрежно коснулся очень болезненного для меня личного вопроса; однако Филиппа обняла меня, и я позволила ей это, хотя стояла перед ней несгибаемая, как мешок с зерном, и с сухими глазами. Я приехала в Англию сопровождать маленький гроб. Наш третий сын, названный Эдмундом в честь моего отца, умер, успев пожить на этом свете совсем немного. И я вернулась в Англию, чтобы организовать его похороны.
– Ты всегда будешь чувствовать эту потерю, но пройдет время, и тебе станет легче.
Филиппа была само сострадание; она и сама испытала в жизни много потерь, а несколько ее детей тоже умерли в раннем возрасте. Я не могла размышлять об этом, не могла отвечать на соболезнования королевы, и это тревожило меня. Если я могла плакать по своему брату, почему я не могу заплакать по своему маленькому сыну? Как будто горе застряло у меня в груди куском льда, отказываясь от всех утешений. Я отдала дань последнего уважения своему малютке в строгом и торжественном ритуале, заплатив за мессу по этой маленькой невинной душе, с которой я так толком и не познакомилась.
После похорон я с облегчением вернулась к Томасу, который встретил меня словами участия в своей отрывистой манере, разительно отличавшейся от материнской мягкости Филиппы.
– Ты выглядишь измученной до предела. Надеюсь, все прошло хорошо?
Когда он встал со своего кресла, я долго растерянно смотрела на него и только потом сообразила, что он, видимо, только что пришел с какой-то аудиенции: одет он был очень официально, а его паж в серебристо-голубом облачении до сих пор держал в руках флаг, правда уже свернутый. Томас хорошо научился тому, как стать заметной фигурой и как произвести впечатление на этих иностранных аристократов. Он казался очень уверенным в себе и очень уравновешенным, и в каждом его спокойном движении сквозило, что он представляет собой доверенное лицо короля Эдуарда.
– Да. Я измождена, – признала я. Но внезапно, когда муж улыбнулся мне, я поняла, что он разделяет мое горе, а его скорбь так же глубока, как моя, хотя об этом мы даже словом не обмолвились. Во мне проснулось одно-единственное желание, и я сказала: – Отнеси меня в постель.
– Сомневаюсь, чтобы у тебя сейчас было на уме поспать.
Это была сильная одержимость, ради которой стоило возвращаться домой, чтобы загладить некоторые острые края.
– Полагаю, при встрече с королем ты не упустила возможности задать ему вопрос насчет титула?
– Да, я видела его. И, возможно, действительно упомянула об этом в беседе.
– И он сказал тебе «нет».
– Совершенно недвусмысленно.
– Оставь это, Джоанна. Твое вмешательство не приведет ни к чему хорошему.
– Мое вмешательство будет напоминать ему, что сейчас нет графа Кентского, а ты для этого – очевидный выбор. И для нашего Тома было бы просто прекрасно увидеть отца графом, зная, что однажды этот титул перейдет к нему.
Мы договорились больше не обсуждать эту тему. Его пальцы, все еще грубые и мозолистые, хотя в последнее время он больше времени проводил на переговорах, чем в сражениях, утонули в моих волосах.
– А знаешь, почему я влюбился в тебя? – сказал Томас, и это тут же заинтересовало меня, поскольку подобные признания были для него совершенно нехарактерны. – Помимо того, что ты очаровательная, своенравная и неотразимая, у тебя есть еще и эти волосы, способные любого мужчину довести до греха. – Пальцы его слегка сжались, привлекая меня ближе к нему. – Ты когда-нибудь сожалела об этом? – спросил он.
– Я сожалела множество раз, – ответила я, стараясь скрыть, как мне это нравится. – Но о чем конкретно?
– Ты могла бы быть графиней Солсбери, могла бы купаться в роскоши. А вместо этого ты переезжаешь из одного продуваемого сквозняками замка в другой. В свое время ты могла бы сделать другой выбор.
– И при этом жить с Уиллом? Думаю, это для меня не выбор.
– Он до сих пор восхищается тобой. Достаточно вспомнить серебряный кубок, который он прислал тебе на прошлое Богоявление.
– Он восхищается мною теперь, когда я перестала быть его женой. А серебряные кубки мне присылают все. Сколько их за последние годы я получила от одного только Неда? Да и его брат Джон пошел по его стопам.
– Да, этого хватит, чтобы раздать всем лордам Нормандии, когда они придут попить моего вина и поворчать насчет высокого налогообложения. Особенно им нравятся кубки, украшенные эмалью.
Я немного посмеялась, глядя на него; моя меланхолия потихоньку ушла, оставив после себя лишь слабую головную боль.
– А если бы я сказала тебе, что хочу остаться замужем за Уиллом, ты бы согласился с этим? Оставил бы разбирательство нашего дела в Авиньоне?
Томас напряженно сжал губы и задумался.
– Оглядываясь назад, могу честно сказать, что не знаю. Все-таки ты стоила мне безумных денег и титанических усилий.
– Выходит, ты недостаточно любил меня, чтобы продолжать сражаться за свою любовь, если бы я высказала свое нежелание?
– Вот оно что! Ну, этого, коварная, ты никогда не узнаешь. Ты сейчас удовлетворена тем, что у нас есть?