Королева в тени

Губы мои пересохли, к горлу подкатил тугой ком, мешавший мне говорить.

– Он страдал?

– Нет, миледи. Все произошло очень быстро. Горячка. Потовая лихорадка. Я точно не знаю, как называется этот недуг. Он поразил его за три дня до нового года.

Что делал Томас в те дни? Мне пришлось фантазировать, поскольку ничего другого не оставалось. Я старалась представить себе официальное убранство комнат для аудиенций в Руане, где в конце текущего года Томас должен был выполнить одну деликатную миссию, касающуюся положений Договора в Бретиньи[24]. Я представляла, как он председательствует на этих дискуссиях, как пытается добиться согласия сторон после долгих лет войны и многократных нарушений перемирия между Англией и Францией. Наверняка он был прямым и откровенным, поскольку всегда презрительно относился к увиливаниям и цветистым речам. Его сила была в определенности и стремлении решать вопросы быстро и твердо. Но при необходимости он мог обратиться к сильным выражениям – из опыта, приобретенного на службе королевским капитаном. Я была уверена, что представители обеих сторон внимательно прислушивались к его словам – точно так же, как он выслушивал их.

Кто бы мог подумать, что человек, который когда-то в бессильной ярости криком бросал вызов французской армии через реку, завоюет в итоге такой авторитет и заслуженное уважение со стороны как французов, так и англичан? На его боевые шрамы смотрели с благоговейным трепетом. А его опыт приводил людей в восхищение.

Но война закончилась, и я поддалась ложному чувству безмятежной гордости. Опасайтесь такой обманчивости. Установившийся мир никому не гарантирует безопасности и долгих лет жизни. Томас, который в конце концов был удостоен титула графа Кентского, дабы усилить его значимость за столом переговоров, овладел таким дипломатическим искусством, как умение говорить спокойно и выдержанно, а также проявлял способность взвешивать все положительные и отрицательные стороны рассматриваемого вопроса, причем все это в присутствии самых эрудированных адвокатов из Авиньона. Он научился умению убеждать. Эдуард заметил его раскрывшиеся таланты и наградил наиболее преданного из всех его рыцарей подобающим образом. В итоге мне для этого не пришлось вновь клянчить или даже деликатно напоминать и Томас получил свое признание в виде титула графа Кентского. Наверное, я оценила это даже в большей степени, чем мой муж, но, когда на церемонии посвящения Томас встал перед королем на одно колено, он излучал неподражаемое чувство достоинства уверенного в себе человека.

Никогда не забуду тот момент, когда после этого Томас поцеловал меня, а я одарила короля улыбкой искренней благодарности. Теперь же меня охватила полная опустошенность и я закрывала глаза, стараясь воссоздать в сознании образ мужа. Но не могла.

– Где он сейчас? – спросила я принесшего печальную весть гонца, который неловко переступал с ноги на ногу во время моего долгого молчания. – Вы привезли его домой?

– Нет, миледи. Его похоронили в Руане.

– Похоронили?

– Было решено, что так будет лучше всего, миледи.

– Но почему?

Кто взял на себя смелость отдать такое распоряжение? Теперь я никогда не увижу его лица. Я не могла смириться с тем, что он уже покоится в могиле, а я не только не присутствовала на похоронах, но даже не знала об этом.

– Я здесь ни при чем, миледи. Милорд граф был похоронен в соборе со всеми подобающими почестями. Ни о каком неуважении и речи быть не могло.

– О неуважении?!

Гонец испуганно сделал шаг назад, и я поняла, что выплеснула на него свой гнев, который уже ничего не мог поправить. А может быть, его смутил мой внешний вид. Подумав об этом, я сбросила карнавальную маску, которая до сих пор была у меня на лице, оборвав при этом ее золоченые завязки. Только сейчас я осознала, как нелепо должна была выглядеть, принимая столь ужасную весть в своей серебристой маске умиротворенного ангела. Я также не замечала, что за наигранной чопорностью в голосе моем сквозила пустота. Что мог подумать обо мне этот гонец? Впрочем, мне было все равно. Мозг мой, похоже, был занят всякими тривиальными мыслями, сквозь которые не мог пробиться ужас страшного известия. Томасу никогда не нравились эти придворные игрища. Он всегда предпочитал реальные битвы. Возможно, он смог бы больше полюбить жизнь при дворе, когда достигнул бы преклонного возраста. Но теперь уже никогда не полюбит.

В новом 1361 году ему бы исполнилось сорок шесть.

Я попыталась вспомнить, когда видела его в последний раз, перед тем как везти детей обратно в Англию. Предполагалось, что он вскоре поедет вслед за нами, – как только высохнут подписи сторон под мирным договором в Бретиньи. Я оставила его, чтобы он довершил начатое им большое дело.