– Я не вижу для себя ни одного. А вижу лишь бесконечную череду последствий, вероятно, пагубных для нас обоих. И я уже не передумаю. Я не выйду за тебя замуж.
– Тогда говорить больше не о чем.
Он коротко поклонился. На том молниеносный визит блистательного Неда подошел к своему быстрому и, безусловно, неучтивому завершению.
«Придется перекопать немало грязи», – сказал тогда Нед.
Требовался поток божественного света, чтобы отмыть мою душу до состояния невиновности. Я, как и все остальные, понимала, какая у меня сложилась репутация. Нед не мог сообщить мне ничего такого, о чем бы я не знала: за мной тянулся шлейф дурной славы – мало правды и много лжи. Правды было достаточно, чтобы меня узнавали, но при этом, благодаря множеству лживых домыслов и слухов, считали распутной.
От такой несправедливости я вся закипала, глядя, как он уезжает в таком же кислом настроении, как и у меня. Я отказала ему, а он оставил меня, скрывшись в облаке пыли и надменного недовольства.
– Учитывая те обстоятельства, при которых я впала в немилость в прошлый раз, я не могу понять, как ты можешь вести себя столь неразумно, предлагая мне свою руку.
На помощь мне пришла моя гордость, и, когда он вскочил в седло и приказал своему эскорту ехать вперед, я была столь же высокомерна, как и он.
– А почему бы и нет? Меня, признаться, удивило, что ты отказала мне, хотя я, невзирая на все эти обстоятельства, посчитал тебя подходящей кандидатурой в жены. – Даже с таким хмурым видом выглядел он просто великолепно. – Если кто-то и может обратить твое запятнанное прошлое в блестящее славное будущее, то только я.
Злость моя вспыхнула, точно предупреждающий об опасности маяк.
– Полагаю, мне следовало бы поблагодарить тебя за то, что снизошел до моего уровня. Твое проклятое самомнение, Нед, просто не знает никаких границ.
– Тебе необходимо мое проклятое самомнение, если ты хочешь вновь ступить на освещенный божественным сиянием путь респектабельности.
Мне удалось взять себя в руки и промолчать, чтобы не продолжать этот обмен едкими колкостями.
Я стояла на стене замка одна, в компании только своего «запятнанного прошлого», и смотрела на удаляющийся мерцающий блеск золота и стали вдалеке, напоминавший блуждающие огоньки на болоте. Я была далеко не святая, но, клянусь Девой Марией, меня нельзя было обвинить в грехах, которые мне припишут праведные и лицемерные летописцы. Мой первый брак действительно стал предметом судебного разбирательства, однако меня нельзя было упрекнуть в распущенности или беспринципности. Я не была шлюхой, однако мир жесток, и молва свидетельствовала против меня. Даже Филиппа сочла необходимым предупредить меня и посоветовать исправиться, пересмотреть свое поведение и в дальнейшем жить благочестивой жизнью.
Но разве я не заработала себе искупление долгими годами жизни в качестве добродетельной жены Томаса? Очевидно, нет. А из многочисленных причин, по которым я не выйду замуж за принца Уэльского, я могла бы соткать гобелен.
Я пошла по ступенькам вниз, возвращаясь к моей повседневной жизни в Касл Донингтоне. Мне не хотелось думать о Неде. Не хотелось думать о моей репутации или отсутствии таковой. Вместо этого я разыскала своего управляющего, к его большому неудовольствию, хотя мысли мои были далеки от вопросов ревизии в наших погребах.
В чем же меня упрекали? О чем за моей спиной шептались по углам придворные, прячась за показным уважением и фальшивыми улыбками? Даже после многих лет моего благопристойного замужества за Томасом ходили непонятные слухи о моей распущенности и неискренности. О неконтролируемой похоти. С наступлением сумерек меня обуяла злость, грязные обвинения кружили в моей голове, словно летучие мыши, вылетавшие с башен замка к ночи. Это были привычные картинки, которые я часто переносила в свою вышивку на покрывала для алтаря или широкий пояс. Или знакомые мелодии, которые я даже могла напеть. По-прежнему утверждалось, что мой брак с Томасом представлял собой аморальный союз без должного законного оформления, а также был следствием моей похоти и стремления затянуть зрелого мужчину к себе в постель. При этом я была столь своенравна, что не смогла дождаться официального одобрения священника.
Но это было еще не самое худшее. Уж не отказался ли Уилл от своих претензий на меня из-за того, что заподозрил в порочном прелюбодеянии с Томасом в ту пору, когда тот был управляющим в нашем доме? Придворные дамы сплетничали, что, когда Томас был управляющим Уилла, я делила постель с обоими. Поэтому я виновна в страшном вероломстве по отношению к моему законному мужу, графу Солсбери, которому не оставалось ничего другого, как отвергнуть меня, вернув в руки моего любовника.
Итак, я была распутной, похотливой, аморальной. Скандальной. Предметом сплетен бойких на язык придворных дам.
За это меня и порицали, тогда как на самом деле я не спала ни с кем.