Королева Виктория

От статс-дам, фрейлин и шталмейстеров требовалось беспрекословное повиновение. Остроумцы былых времен остались не у дел. Один из современников заметил, что королева «опасается умных женщин и выдающийся интеллект в ее глазах едва ли сойдет за рекомендацию. Ей предпочтительнее, чтобы приближенные дамы обладали хорошими манерами и приятной внешностью, но от умных женщин она держится в стороне. С детства ей внушали, что ум – прерогатива мужчины, а женщинам лучше не лезть не в свое дело»[135].

Когда-то лорд Мельбурн ворчал, что «эта чертова мораль всех нас погубит». Дитя буйного XVIII века, он, конечно, и предположить не мог, как рьяно принц Альберт начнет выкорчевывать пороки. Репутация придворных должна была сиять, как свежий снег. Один лишь намек на нескромность послужил бы поводом для отставки. Фрейлинам запрещено было принимать в личных покоях любых посетителей мужского пола, даже собственных братьев. Для столь двусмысленных рандеву отводилась особая гостиная, открытая всем взорам. Барышни стенали от тирании принца Альберта и сравнивали Виндзор с тюрьмой, но вынуждены были повиноваться.

В Букингемском дворце дела обстояли немногим лучше. Там фрейлинам не дозволялось поодиночке гулять по саду – мало ли кто таится за кустами? Молодежь всегда найдет способ скомпрометировать себя. На этом унылом фоне настоящими Ромео и Джульеттой смотрятся королевский секретарь сэр Генри Понсонби и камер-фрейлина Мэри Балтил. Невозмутимый, бесконечно терпеливый офицер и острая на язык девица познакомились при дворе и долго держали в тайне свою влюбленность, вплоть до венчания в 1861 году.

Умение поддержать беседу, причем на французском и немецком, входило в обязанности придворных дам. Но еще выше ценилось молчание. В 1841 году, напутствуя фрейлину Джорджиану Лидделл, ее матушка леди Рэвенуорт дала ей следующий совет: «Что бы ты ни увидела, услышала или подумала, держи это при себе. Было бы излишним упоминать, что во всех делах, касающихся твоей августейшей госпожи, ты должна держать рот на замке и твердо, хотя и без грубости отражать досужие или дерзкие расспросы»[136]. Скандал с леди Флорой Гастингс раз и навсегда подорвал доверие Виктории к фрейлинам. Во время службы придворным запрещалось даже вести личные дневники, чтобы не выболтали нечто неподобающее. Но жесткие правила лишь раззадоривали молодежь. Перья скрипели еще бойчее, а самые заурядные происшествия, рассказанные шепотом, казались государственной тайной.

Происшествиями придворная жизнь не изобиловала. Обеды являли собой довольно тягостное зрелище. Изредка королева желала отужинать наедине с мужем, обычно же за стол садились придворные дамы и шталмейстеры. Но какой тут обмен остротами, если приходилось постоянно следить за языком? Флирт с соседкой был запредельной дерзостью, на которую мало кто отваживался. Приходилось сосредоточенно жевать, подавляя зевоту.

Ораторское искусство королевы так и не сдвинулось с мертвой точки, которую некогда отметил Гревилл, принц же предпочитал обсуждать политику или искусство, а не свежие сплетни. Собеседник ему в принципе был не нужен. Впрочем, если кто-то допускал ошибку в немецком, принц с удовольствием ее исправлял. Общество джентльменов заметно тяготило Альберта, и, надышавшись дымом сигар, он стремился поскорее улизнуть из мужской компании и присоединиться к дамам. Точнее, к жене.

Представления ко двору, когда дворянкам и дочерям джентри выпадала возможность увидеть королеву, тоже не искрились весельем. По такому случаю дебютантки облачались в белые платья с длинным шлейфом, а прическу украшали плюмажем из страусовых перьев, чтобы монарх сразу же мог заметить их в толпе. После того как лорд-камергер объявлял ее имя, юная леди приближалась к трону, делала глубокий реверанс, практически приседая на пол, и целовала руку королевы. Затем, грациозно подхватив шлейф, пятилась к двери.

В действительности девушки часами подпирали стену, прежде чем им удавалось мельком увидеть королеву. Из набитого битком зала они возвращались с измятыми платьями и грязными шлейфами. «Нельзя ли подавать барышням напитки?» – вопрошали заботливые маменьки. Но королева никому не делала поблажек. Прием в королевской гостиной – это не вечеринка, где вам нальют лимонад. Ради встречи с монархом стоит смириться с некоторыми неудобствами.

Тем более что такая почесть оказывалась далеко не всем. Список дебютанток тщательно проверялся, и зерна отделялись от плевел. Если у королевы или консорта возникало хоть малейшее сомнение касательно репутации дебютантки, путь в гостиную ей был заказан.

В 1852 году премьер-министр лорд Дерби попросил Викторию снизойти до семидесятилетней дамы, за которой водился один грешок: будучи особой юной и ветреной, она сбежала из дома со своим приятелем. Молодые люди поженились и уже который десяток лет жили душа в душу. Но Виктория категорически отказалась встречаться со старушкой, поскольку «придворные правила запрещают принимать дам, чья репутация заклеймена позором».