– Ведь как раз из-за меня она и подверглась опасности.
Бриана взяла мою ладонь в свои и ласково сжала:
– Это не так. Она сама приняла решение передать ту записку. А теперь скажи мне, Бенедикт все еще планирует выставить твою голову на Тауэрском мосту или между вами действительно все хорошо?
Я невольно обхватила себя руками, что, наверное, само по себе являлось исчерпывающим ответом.
– Он меня ненавидит, – тем не менее выдохнула я и сглотнула ком в горле.
Эти слова тяжестью осели у меня в желудке и вместе с образом, который Бриана только что поселила у меня в голове, вызвали тошноту. Когда все закончится – как бы оно ни закончилось, – Бенедикт подвергнет меня заслуженному наказанию. Пребывание здесь станет не только последними днями, которые я проведу с ним, но и, весьма вероятно, концом моей жизни.
Мысль о собственной смерти кажется сюрреалистичной. И пусть я с самого начала своей миссии понимала, что рискую жизнью, а последние несколько дней каждую минуту подсознательно ждала своей казни, все равно к этому не привыкла.
– Мы все уладим, – пообещала Бриана.
– Сомневаюсь, – осипшим голосом откликнулась я.
– Ну хватит. – Она крепче сжала мои пальцы. – Я верю тебе, Флоренс, – продолжала убеждать меня вампирша. – Я же вижу, что ты любишь Бенедикта. Ты бы никогда ему не навредила, и мы ему это докажем, хорошо? Как-нибудь вернем все в нормальное русло.
Как бы мне хотелось, чтобы она оказалась права. Очень хотелось. Но я боялась, что в данный момент шансы на то, что Бенедикт когда-нибудь снова мне доверится, практически равны нулю.
– Спасибо, – невзирая на это, прошептала я и сжала ее пальцы в ответ. – Твоя дружба правда очень много для меня значит, Бри. Но мы должны сосредоточиться на Лире. Это сейчас гораздо важнее. Если с ней что-то случится…
– Она же у твоих родителей, – перебила меня Бриана. – Неужели они правда могут что-то с ней сделать? К тому же максимум после того, как ты с ними поговоришь, они наверняка уступят и отпустят ее. Или?.. – Нотки надежды в ее голосе разбивали мне сердце.
– Не знаю, – чуть слышно призналась я. – Я годами закрывала глаза на то, насколько… радикально они настроены. И как мало вещей, перед которыми они остановятся.
Поморщившись, Бриана ничего не ответила. На мгновение мы замолчали, и между нами повисла тишина, тяжкая от тревоги за подругу.
– Они не причинят ей вреда, – затем твердым голосом произнесла Бриана. – Лира для них – рычаг давления. Пока они считают, что она будет им полезна, ее не тронут.
Хотя бы это, наверное, правда. Родители ничего не делали по велению прихоти. Они думали и действовали стратегически. Так что, какую бы цель они ни преследовали, похитив Лиру… для этого она нужна им живой, иначе она уже давно была бы мертва, и об этом уже знал бы весь город. И тем не менее тяжелый камень, давящий мне на солнечное сплетение, так никуда и не делся.
– Ты как, готова к грядущей пресс-конференции? – сменила тему вампирша. – Весь дворец об этом говорит.
У меня вырвался безрадостный смешок.
– Вот здорово. Нет. Я вообще не готова.
– Тебе ведь и не нужно ничего говорить, – успокоила она меня и взяла под руку. – Идем, буду тебя отвлекать, пока не начнется пресс-конференция. Все быстро закончится, не беспокойся.
Я не сопротивлялась, когда Бриана повела меня дальше в глубь сада, однако отвлечь меня ей так и не удалось. Да и как после всего случившегося? Впервые голова у меня забита столькими вещами. Но как бы мне ни хотелось ей поверить, я сомневалась, что в ближайшие пару недель хоть что-то быстро закончится. Особенно то, что требовало участия Бенедикта.
Зал под нами забит до отказа. Об этом свидетельствовал гул голосов, который пробивался до галереи, где мы находились, и нависал над нами, как фоновый шум. Напоминало бормотание зрителей в театре перед началом спектакля – с одним существенным отличием.
Даже в таком беспорядке преобладал определенный тон. Иногда в голосах проскальзывало волнение, иногда предвкушение, иногда расслабленность.
Здесь же в толпе поселилось беспокойство, которое постепенно овладевало и моим телом. Оно прогрызало меня глубоко, до самых костей, и из-за него же становилось почти невозможно унять рой мыслей.
Я осмелился бросить взгляд через балюстраду. Передо мной простиралось море камер и микрофонов.
Проклятье.
Я не человек из народа. В своих решениях я исходил из того, что будет лучше для моей страны, а не из собственных интересов, но далек от того, чтобы искать за это одобрения. Или просить о понимании.
Никаких интервью. Никаких новогодних обращений и прочих глупостей. Последний раз я проводил пресс-конференцию после смерти родителей. И из всех людей женщина, которая заставила меня наконец-то смириться с этой потерей, теперь стала причиной того, что королевская кровь пролилась снова – и это, вероятно, только начало. Если я и извлек какой-то урок из предательства Флоренс, то заключался он в том, чтобы никогда больше не показывать свою слабость. Мое наивное доверие к ней обернулось роковой ошибкой.