Королевская магия

– Да нет же. Зато ваши пьесы будут пользоваться очень большой популярностью. Подумайте, кто может отказать принцессе, которая привозит свою пьесу в театр?

– Следуя вашей логике, мне ее даже везти не придется. Ее привезут за меня. Но я не хочу, чтобы мои пьесы ставили потому, что я принцесса. И уж тем более я не хочу, чтобы их цензурировали все, кому не лень – девяносто один советник, потому что это может отрицательно сказаться на королевской семье и нашей репутации.

– Так вы поэтому так расстроены? Боитесь, что не сможете больше писать?

– Я не знаю, – честно призналась я. – Сейчас моя старая жизнь развалилась на части, а новая еще не собралась. Я даже не вижу, во что она соберется.

– Соберется именно в то, во что будет нужно вам, – Зигвальд стал серьезным. – Если захотите писать – будете продолжать писать, и ставить спектакли по вашим пьесам будут не потому, что вы принцесса, а потому, что у вас есть талант. Но вы ведь это и без меня знаете, правда?

– Я знаю только то, что в Барельвице у меня не должно быть ошибок. Потому что ими наверняка захотят воспользоваться те, кто хотел меня отравить и те, кто хотел отнять магию Райнхарта, – я развела руками. – Это слишком большая ответственность.

– Уверен, что вы с ней справитесь, – Зигвальд указал на море. – Видите, какое оно сейчас? Уверен, что в шторм оно выглядит совсем по-другому. И летом, когда впитывает бирюзу и становится манящим и теплым. Это все разные времена, но море одно и то же, и сейчас ваше время – шторм. Так позвольте ему пройти. Девушка, которая выросла в Гризе, лучше меня должна знать, каким ярким бывает солнце после штормов.

Качаю головой, вспоминая его слова о том, что рано или поздно Зигвальду придется протирать штаны где-то на государственной службе.

– Вы не думали о карьере королевского советника? – интересуюсь я.

– Как Марирский? Этого старого клеща выдрать с места можно только вместе с корнями, – хмыкнул Зигвальд. – Но я могу быть лично вашим советником, если хотите.

Я улыбаюсь.

– Да, – отвечаю я.

– Да – это значит, хотите?

– Да – это в принципе да, – говорю я, – в том числе и ответ на ваш вопрос, который вы задали мне на лестнице.

Зигвальд на мгновение замирает, а после берет мою руку в свою, подносит к губам.

– Обещаю, что вы не пожалеете о своем решении, Алисия, – говорит он.

Я в этом вовсе не так уверена. Отнюдь не потому, что не уверена в нем, как раз наоборот. Я слишком сильно увязла в Райнхарте, не хуже как Марирский, о котором говорил Зигвальд – во власти. Только в моем случае корни гораздо более глубокие, потому что они идут от сердца.

Что же, значит, я сделаю все, чтобы их обрубить. Потому что, как я уже сказала, Алисии Леграссийской нельзя делать ошибки. Хватит уже тех, что я наделала, оказавшись в Барельвице. Самая моя большая ошибка – это чувства к Райнхарту, и именно с нее я начну все исправлять.

Поэтому сейчас бросаю короткий взгляд в его сторону – он, как и обещал, сопровождает нас вместе с гвардейцами, которых чуть не отстранил – и кладу руку на сгиб локтя Зигвальда. Мы вместе идем вдоль побережья и кажется совсем несложным не смотреть назад и не думать о том, что было.

Если и дальше все будет так просто, я буду счастлива.

А если нет…

Тоже буду!

И никакие эрцгерцоги этого не изменят. Клянусь!

Глава 11

Райнхарт

Центральный и единственный вокзал Гриза ничем не напоминает Южный, по которому я преследовал убегающую и искрящуюся Алисию. Здесь нет отдельного зала ожидания, скамьи просто стоят вдоль стен, а в единственную кассу большая очередь из желающих приобрести билеты. Кому-то, как и нашей процессии, нужно в Барельвицу, кому-то поближе. Мне же хочется купить билет к сердцу моей принцессы, которая после нашей последней ссоры на меня совсем не смотрит.

Я хочу никогда вас больше не видеть.

Эти слова врезались в память и преследовали уже меня, как бы мне ни хотелось их оттуда выкорчевать. Самое отвратительное во всем этом – я ей верил. Действительно верил, что она закроет для меня все двери. Я должен вернуть ее расположение до приезда в Барельвицу, иначе будет поздно. Но как это сделать?

Иногда пары слов достаточно, чтобы все исправить.

Так считала эри Лимор. Но каждый раз, когда мы с Алисией начинали разговор, на двух словах мы не останавливались. Нас вообще невозможно было остановить, и мы говорили друг другу то, чего не стоило. Я привык к тому, что мое мнение – закон, для Алисии не существовало авторитета выше нее самой. И если я хотел до нее достучаться, то она отказывалась идти навстречу.