– Паслен… имеет много свойств. – Ее глаза открылись. – Я использовала его на Рэтклиффе… прошлой ночью. Он рассказал мне свои тайны. Он рассказал мне о письме. Но когда действие… когда это проходит… ты не можешь вспомнить, что сделал… что ты сказал. Вот так я обманом заставила Рэтклиффа забыть. Вот как я узнала, что было в книге. Но не это мой секрет. – Ее голос усилился от боли. – Когда ты родился мертвым, я была… повитухой… которая помогала твоей маме. Ради тебя. Ты всегда был дорог мне, Оуэн. Я должна была передать тебе… часть своей магии… чтобы ты ожил. Я узнала… когда ты отдаешь магию… она становится сильнее. Помни это. Я пыталась помочь тебе как можно больше… Я смогла. Теперь ты… теперь ты должен использовать свою магию… чтобы помогать другим. Помни.
Ее рука скользнула вниз. У нее не осталось сил.
– Анкаретта! – простонал Оуэн, схватив ее за руку и сжимая.
Ее ресницы затрепетали. Она смотрела на него, сонно моргая. Печальная улыбка исчезла. Лицо выражало полный покой.
– Я люблю тебя, – прошептал он, целуя ее в щеку.
– Я… люблю тебя, мой маленький принц, – прошептала она в ответ. Затем ее глаза закрылись, и ее последний вздох отлетел.
– Где это отродье? – пробурчал Манчини из дверного проема.
Когда Оуэн услышал голос, его сердце сжалось, как черносливина.
– Здесь, внизу, – отозвался он, выползая из-под кровати. Он встал без сил, но слезы прекратились.
– Ты плакал? – ошеломленно сказал Манчини. – После всего, что король дал тебе, ты плакал?
– Анкаретта мертва.
Манчини нахмурился.
– Это чудо, что она не умерла несколько часов назад. Ее ударили ножом, когда она пробралась в комнату Рэтклиффа в гостинице. Подумать только, это было частью ее плана!
– Она под кроватью, Манчини. – Оуэн посмотрел на него. – Мне нужна твоя помощь. Я не могу поднять ее один. Ей нужно вернуться к Потоку. Нам нужно положить ее в лодку.
– Парень, об этом не может быть и речи, – вздохнул Манчини. – Я только что стал временным главой Разведывательной службы. Я не собираюсь терять этот пост из-за рискованной игры с трупом!
– Нет, – сказал Оуэн. – Ей нужно вернуться к Потоку. Лодка, Манчини. Добудь лодку. Ей нужно вернуться к Потоку!
Манчини уставился на Оуэна, как будто он был младенцем.
– Я не суеверен, мальчик. Все эти разговоры о журчащих водах и снах – чушь. Мы оба это знаем. Насколько мне известно, Анкаретта Триновай была самой хитрой женщиной на свете. Но теперь она мертва, и я умываю руки.
Оуэн был в ярости. Он хотел заставить Манчини подчиниться, но знал, что людям, вынужденным действовать против их воли, верить нельзя. Нужно было перехитрить Манчини, управлять его ходами, как если бы это была игра в вазир. Он почувствовал легкую струйку, бегущую в его сознании. Идея пришла.
– Если ты сделаешь это для меня, я назначу тебе стипендию от моего герцогства, независимо от королевского жалованья, – решительно сказал Оуэн, скрестив руки.
Толстяк удивленно уставился на него.
– Стипендия, говоришь? И в какой сумме она выражается, уточни?
Число нарисовалось в сознании Оуэна.
– Пятьдесят флоринов в год. В женивских монетах.
Манчини выглядел пораженным.
– Молодой человек, мы заключили сделку. Мне нравится ход твоих мыслей. Отныне мы с тобой станем прекрасными друзьями.