Королевский тракт

Изобразив высшую степень огорчения, Игорь заявил, что из-за чуть было не случившейся трагедии, он ужасно расстроен, и — «…ни одного лишнего мгновения не сможет больше оскорблять своим присутствием эти священные земли!»

После этого, не выслушав ни слова возражений от обалдевших послов, он развернул свою армию, и скорым маршем стал уводить ее, но не туда, откуда пришел, а …к восточной границе убиев, которую они и пересекли еще через полтора дня.

Все это время их на безопасном отдалении сопровождали разъезды менапиев, конечно же, уже догадавшиеся о цели всей этой эскапады, но ополчение их все еще не было готово, и новых попыток вступить в переговоры не случилось. Тем более что и убедительных причин для претензий не было.

Земли их — не грабили, обид жителям — не чинили, а что вроде как использовали, на манер проходного двора, да еще и бесплатно — так ты пойди, докажи!

…Вот так, второй раз за одну компанию, Игорь умудрился опять атаковать убиев с совершенно неожиданной стороны. Правда, теперь стратегическая внезапность принесла заметно меньше дивидендов, чем ожидалось.

За то время, что они грабили юг, топтались у болот, да потом обходили их — северяне успели почти весь оставшийся урожай пошлого сезона спрятать за неприступными стенами столицы, а новый — еще только предстояло убрать, да и то — не раньше чем через пару месяцев, и кому он достанется, пока было непонятно…

Последующие двое суток кавалерия грабила восток Северного Адоланда, а пехота — продолжала маршировала к столице.

К рассвету девятого дня после ночного нападения на форт, армия подошла к Убайде, и обложил город по всему периметру. Почти сутки мы потратили на возведения частокола, но, к сожалению, все равно не убереглись от нападения.

В причинах этого стоило разобраться в первую очередь, сразу после того, как отобьемся, потому что патрули накануне были выставлены усиленные, и Игорь просто не мог поверить, что все они вдруг взяли и заснули…

* * *

— Готовы? — уточнил я и, дождавшись нужного числа кивков, скомандовал. — Тогда двинули!

Вокруг командирского шатра собралась моя собственная придворная сотня. Точнее — полусотня, потому что остальные сейчас резвились где-то вдалеке.

Практически вся конница, и некоторые отряды пехоты, из тех, что могли себе позволить передвигаться верхом, все еще грабили окрестные поместья, а потому лагеря вокруг столицы убиев получились неоднородными, как по своим силам, так и по численности.

Так получилось, что большая часть нашей конницы как раз и числилась за южным лагерем, однако из шести тысяч приведенных сюда человек, вокруг Убайды осталось не больше трех с половиной тысяч «треверских» воинов. Убиев, по рассказам многочисленных пленников, конечно же, вряд ли могло собрать хотя бы треть от этого числа, но они как-то умудрились напасть на самый уязвимый из четырех осадных лагерей.

«…Да, войско немного разбрелось, но нас тут все равно должно быть куда больше! Хотя если к ним вернулись подкрепления, ранее ушедшие в поход, то нам может быть и правда, крышка…» — правда, думать о таком сейчас, наверное, все же не стоило.

С нашего возвышения по-прежнему было не особо-то понятно, что там происходит. Поэтому я решил не тратить время на выглядывание, а для начала чуть внимательнее осмотрелся. И вдруг понял, что кроме хирдманов здесь не меньше трех десятков пращников.

Очевидно, в суматохе боя они отстали от своих отрядов, или может даже драпанули, но вместо того чтобы бежать как можно дальше, одумались, и пришли защищать главный стяг своей армии. Это стоило отметить, да и молодежь просто не могла по-настоящему умело скрыть свой испуг, потому их явно стоило как-то поддержать.

Встретившись с застывшим взглядом одного из таких беглецов, уловив его смятение, я положил парню руку на плечо, чуть сжал пальцы, и послал по ним волну приязни и одобрения. Этот жреческий талант пока еще не очень хорошо давался, но только не на не таком близком расстоянии.

— Ну-ну, сынок, бояться не стыдно! — немного повысив голос, чтобы его услышала и остальная молодежь, и при этом, стараясь не разрушить ту невеликую душевность, что смог собрать в себе, я доброжелательно улыбнулся и уточнил. — Бояться и в самом деле не стыдно, стыдно — позволить своему страху овладеть тобой, дать ему шанс подтолкнуть тебя к предательству товарищей…

В этот момент я неожиданно осознал, что ни капли не позирую, а говорю ровно то, что и впрямь ощущаю:

— Сейчас мы покинем этот лагерь! В нем было слишком много всадников, чтобы мы смогли в одиночку заменить их. Но там, западнее нас, почти шестьсот фризов. Думаю, сейчас они не знают, что делать со всем этим бардаком, и тоже начинают бояться. Но если я им подскажу, то уже к полудню те убиев, кто не успеет вернуться за стены, будет вонять где-нибудь здесь же, неподалеку! Кстати, кто-нибудь видел собственными глазами, как началось это нападение?