Странное заявление от тех, кто отправился спасать восточное христианство! В то время как монофизиты были официально признаны еретиками, таковыми вряд ли можно было назвать верующих православной греческой церкви Византии. Хотя отношения между Римом и Константинополем прервались с середины XI в. и так и не были восстановлены, византийская церковь не считалась еретической.
После образования Латинского королевства одной из основных проблем, с которыми столкнулись крестоносцы, был выбор политики по отношению к местным христианам. Во всех странах под мусульманским господством церковь (так же как и синагога) находилась в центре не только религиозной, но и общественной жизни. Духовенство управляло обществом и было его официальным представителем. Тем самым церковная политика в действительности определяла политику государства по отношению к восточному христианству.
Накануне завоевания крестоносцами Святой земли ее правителей и подданных, мусульман и христиан разделяла непреодолимая пропасть. Крестоносцы в своей пропаганде, обращенной к Западу, говорили об исламе и «Законе сарацинов». Европейцев ужасала также сама мысль о том, что Гроб Господень захвачен неверными.
Встреча с христианским Востоком вне стен Константинополя должна была сильно озадачить крестоносцев. Восточное христианство оказалось сложным понятием; оно объединяло с полдюжины различных общин различных конфессий.
Быстро распространявшиеся слухи о приближавшихся армиях крестоносцев 1-го Крестового похода породили на Востоке атмосферу напряженного ожидания. На Балканском полуострове в связи с этим даже возникло христианское мессианское движение. В восточной христианской литературе турок-сельджуков называли не иначе как народами Гог и Магог, и крестоносцы были Божьим воинством, которое вскоре должно было поразить Сатану на поле битвы Армагеддон. Армянский хронист Матфей Эдесский видел в приходе крестоносцев исполнение пророчества почитаемого армянского католикоса Нерсеса: «С помощью франков Господь хотел поразить персов (турок)… Они пришли, чтобы разбить сковывавшие христиан цепи, освободить святой град Иерусалим от ига неверных и вырвать силой из рук мусульман почитаемую гробницу, принявшую Бога».
Сирийский патриарх Михаил Сириец писал так: «Франки, что пересекли море, собрались и обещали Господу, что если им будет дано войти в Иерусалим, то они будут жить в мире со всеми христианскими конфессиями, и у каждого народа, который исповедует Христа, будут свои церкви и монастыри».
Слово «освобождение» часто срывается с кончика пера писателей христианского Востока, но, что бы они под ним ни понимали, это не имеет отношения к понятию свободного христианского государства. В то время как греки Антиохии все еще мечтали о возвращении Византийской империи, которая восстановит их власть в сирийской столице, а армяне Тавра и Киликии размышляли о возможности получить политическую автономию без вмешательства со стороны греков и турок, о таких вещах не задумывались яковиты, несториане, сирийцы и копты. У первых трех из этих четырех общин не было традиций независимой государственности. Их религия никогда не соотносилась с какой-либо территорией и с определенной этнической группой. С египетскими коптами дело обстояло несколько иначе, но, каковы бы ни были их чувства, мусульманские соседи рассматривали коптов как «дхимми», немусульманское население в мусульманском государстве, находившееся под защитой закона. Единственным исключением были ливанские марониты, сформировавшиеся на основе этнической группы, объединенной одной верой, на определенной территории, хотя греки и монофизиты относились к ним с презрением.
Для восточных христианских сект «свобода» означала в большинстве случаев свободу религиозного культа; при этом речь не шла о христианском доминировании. Мусульманские правители, в отличие от христианских, чаще даровали право свободы вероисповедания. Михаил Сириец писал, что «они не расспрашивают об образе занятий и о вере, и они никого не преследуют за это, как поступают греки-еретики, народ коварный». Сыновья Магога, как он называет турок, «правят с позволения Бога», и это сильно беспокоит еретиков-греков. Турки не заставляют насильно яковитов исповедовать их веру, как это вошло в обычай у греков.
Страх и ненависть к «халкидонитам», то есть греко-византийской церкви, – постоянный лейтмотив в большом историческом повествовании Михаила Сирийца (XII в.). И те же самые чувства отражают источники, из которых он черпал информацию о более ранних исторических временах. Таких же взглядов придерживался богослов, писатель и сиро-яковитский епископ Абу-ль-Фарадж ибн аль-Ибри (Бар Эбрей), сын новообращенного еврея. Страх перед греками никогда не оставлял армян Малой Азии или коптов Египта.