Королевы Нью-Йорка

Наш хореограф – неоновая лента на голове, бирюзовый лак на ногтях – стоит перед зеркалом от пола до потолка и прилагает все силы, чтобы не передушить бездарных танцоров, выстроившихся позади него.

Я бы его винить не стала. Шести парням из кордебалета предстоит провести на сцене всего сорок пять секунд, прежде чем выйдут девушки. Но они даже под угрозой смерти не способны станцевать простой «квадрат». В письмах о зачислении в «Колледж Люшеса Брауна» Абель Пирс писал, что конкуренция на место здесь так высока, что принимают только тех, кто представляет собой «талант в кубе», то есть умеет петь, танцевать и обладает актерским даром. Что до этих парней – они представляли собой талант в нулевой степени. Иэн Элмстед уже столько раз запутался в собственных ногах, что я начала опасаться, как бы он не расквасил себе лицо или не выбил зубы. В танцевальной студии пахнет потными ногами и унижением.

К счастью, Гарфилд, наш хореограф, разрешил мне участвовать в открывающем номере – для того пришлось довольно долго умолять и завалить комплиментами его спортивную форму. Я сказала ему, что Чин Хо не появляется на сцене до третьего акта и у меня будет масса времени между сценами с моим участием. Чего я не сказала, так это того, что мне нужно хоть где-то применить свои таланты, раз уж я вынуждена играть жуткую роль, которая даже чечетки не подразумевает. Кажется, Гарфилд меня понял. Я сижу по-турецки, прислоняясь к стене, сценарий валяется рядом со сценическими туфлями. Надо мной хореограф испускает стон разочарования.

– Ну, это ведь правда не так уж сложно, – вздыхает он, глядя, как парни спотыкаются друг об друга. – Буквально два шассе и смена ноги. Проще некуда.

Иэн утирает нос майкой.

– Это вам проще некуда, – бурчит он.

Валери, сидящая у противоположной стены, ловит мой взгляд и, кивнув на парней, закатывает глаза. Я улыбаюсь в ответ, но лицо будто залили ботоксом. Мы уже несколько дней толком не общались. Валери постоянно занята – то репетирует сцены Милли, то попивает молочные коктейли в окружении девиц, хлещущих волосами, – и не замечает, что я все это время чахну у нас в комнате над сценарием и пытаюсь выговорить «о, плелесць, да-а-гая!» со всей благодарностью в голосе, на какую способна. Ни за что на свете мне не хочется еще раз пережить сцену публичного унижения в исполнении Абеля Пирса. Спасибо, конечно, но меня уже достаточно раз окунули в помои за одну неделю.

Кроме того, я хочу понять, почему авторы выписали Чин Хо именно таким. Я хочу понять самого Чин Хо. Да, я не в восторге от его сильного китайского акцента, от манеры скакать по сцене, но мне вроде как понятны его мечты. Он хочет выбраться из работоргового кружка миссис Мирс и… Жениться на белой леди, с которой едва перемолвился парой слов. Окей, ладно, этого мне не понять. Но у меня тоже есть мечты. Я должна верить, что эта роль – важный этап на моем пути. Что где-то здесь я обрету ценные навыки, которые помогут построить мне карьеру на Бродвее.

Я опускаю взгляд на сценарий и печально вздыхаю. Всякий раз, стоит мне только подумать, что я наконец поняла Чин Хо, авторы наделяют его какой-нибудь эдакой репликой – выставляют на посмешище его влюбленность в мисс Дороти и ограниченный набор английских слов, которым он владеет. Я задаюсь вопросом: почему этот мюзикл продолжают ставить столько лет подряд? Что за актеры-азиаты соглашаются надеть шляпу-конус и изобразить нарочитый приторный акцент? Или, хуже того, что за белые актеры на это соглашаются? Я дотрагиваюсь пальцем до выделенного маркером имени моего персонажа: Чин Хо. Ариэль, будь она здесь, устроила бы мне экскурс в историю стереотипных персонажей в театральных постановках, потому что она в буквальном смысле знает всё.

Надеюсь, она знает, что делает, там, на другом краю света. Я все думаю о том, что она написала в том письме: я выпадаю из реальности. Видимо, вот что с ней случалось, когда она отключалась на середине разговора, переставала отвечать на сообщения или перемещалась куда-то, где дозваться ее было невозможно. Меня все это так огорчало. Хотелось, чтобы все у нее было хорошо. Чтобы она была счастлива. Джиа говорит, что сейчас нам, возможно, и не стоит ждать, что у Ариэль все наладится или она, более того, станет счастлива, – и это не страшно, это нормально, и то, что Ариэль сама это понимает и хочет докопаться до правды о Би, – все это хорошо. Джиа права, как всегда. Я вообще не понимаю, как ей хватает сил проявлять столько мудрости. Ей явно хватает хлопот с рестораном, с бабулей, с Акилом, с которым она, судя по всему, уже ЦЕЛОВАЛАСЬ, но обсуждать это не хочет. Мне хочется рассказать Абелю Пирсу, что ее история – настоящая история иммигранта. История моей лучшей подруги и ее семьи – не дешевка и не набор ходульных персонажей. Я захлопываю брошюру со сценарием. Чин Хо я поняла достаточно.