Я застываю. Умма, склонившаяся над раковиной, в окружении чемоданов, только что с самолета из Кореи. Все мои вопросы: кто, где, как, Беа, хочу ее видеть. Как резко мотнулась мамина голова, когда она отрицательно ею качнула.
Родители видели то, что хотели видеть. Я вижу то, что находится передо мной. Темные круги, набухшие под глазами Хаджин. У нее на запястье браслет дружбы, подаренный Беа. Лоб Карла прорезан глубокой морщиной, похожей на молнию.
Я снова сажусь. Друзья придвигаются ближе.
– Расскажите мне о том дне, когда она умерла, – прошу я. – С самого начала.
Они кивают. И начинают рассказывать.
Это случилось за три дня до дня рождения Карла. Беа уговорила профессионального фотографа сделать рекламные снимки ее украшений. У Хаджин только начались занятия. Им было что отметить. Аренда понтонной лодки обошлась недешево. Но это был последний солнечный день сентября. Беа набила сумку-холодильник сэндвичами и разбудила друзей пораньше. Они почти два часа добирались до пляжа Сончонг, где туристов не много, а вода бирюзовая. На них были спасательные жилеты. Они встали на якорь в полумиле от берега, как и полагалось по правилам.
После обеда, когда подошло время ехать домой, Хаджин и Карл захотели напоследок окунуться еще раз. Они застегнули спасательные жилеты – в отличие от Беа, которая решила остаться на лодке и доесть свой сэндвич. Ей хотелось полежать на солнышке, позагорать, полакомиться деликатесным мясом.
Течение усилилось. Поднялись волны. Большие, не пригодные для серфинга. Опасные для лодки. Понтон перевернулся. Хаджин и Карл закричали, в глаза им попала соль. Они слышали, что люди на берегу тоже подняли шум. Они пытались отыскать Беа, но не смогли ее разглядеть, не смогли понырять, потому море швыряло их в разные стороны. Поэтому они поплыли к берегу. Надеясь, что там она их и ждет. Что она умелая пловчиха – просто лямки бикини запутались, и все. Что она скажет: вот и приключение нам на память. Но Беа на пляже не оказалось. Она была там же, где и лодка, билась за жизнь, погружаясь в глубокую синеву. Береговой патруль вытащил ее только через полчаса, когда волны улеглись, а океан сделал вид, что ничего, кроме водорослей, на дне не держит. Но было уже поздно.
– Замолчите, – прошу я, – просто замолчите.
Я взбегаю по лестнице, спотыкаюсь и падаю на локти и колени, обтянутые джинсами. Перед глазами у меня только песок и Беа. Мертвая Беа. Всюду Беа. В новостных заметках писали: На восемнадцатилетней девушке не было спасательного жилета. Родители говорили: Твоя сестра поступила глупо. Никто не сказал: Беа просто наслаждалась перекусом, радовалась жизни. Она была как последний шоколадный круассан из коробки с пирожными. Как зонт, предложенный вам незнакомцем, когда вдруг пошел дождь. Как розовая краска для волос в унылый воскресный день. Она была той, кто предупредит, что у вас в зубах застрял шпинат или вы забыли снять ценник с футболки. Она была творческой натурой, мечтательницей. Она была моей сестрой.
Ко мне подходят Карл и Хаджин. Рядом с витринами магазинов и жилыми высотками мы как три муравья.
– Это был ужасный несчастный случай, – говорит Карл. – Такого сильного течения здесь несколько лет не бывало.
Я чувствую шеей их дыхание. Чья-то слеза падает мне на футболку.
Хаджин всхлипывает.
– Мне так жаль, Ариэль.
Я испытываю желание сказать ребятам, что мне тоже жаль – что я так долго им не доверяла. Что упустила столько времени. Но я просто оборачиваюсь и обнимаю Карла и Хаджин. И мы плачем вместе.
33
Джиа
Во Флашинге стоит прекрасный летний день. Обычно конец июля – это невыносимо душные дни, которые перетекают в полные мошкары ночи. Но в одиннадцать утра на крыльце ресторанчика «У Ли» ветерок овевает мне лицо, и мимо плывут облака, похожие на гигантские зефирины. Хотелось бы этим наслаждаться. Сиси в подсобке с Лиззи, которая великодушно учит ее готовить заварной крем. Бабуля с Даникой на приеме у врача. Мама с папой в ресторане – мама за стойкой хостес, папа на кухне. Никому сегодня не требуется моя помощь. Наконец-то я свободна. И, что еще лучше, Эверет уже покинула Огайо, летит где-то над Пенсильванией и вот-вот вернется домой. Мне хочется выжать из нее всю обиду – всю до последней капельки, но я знаю, что это невозможно. Как и Ариэль, Эверет должна заново отстроить свой мир.
В ожидании подруги я могла бы сходить в парк или «Дворец манги». Могла бы заглянуть в секонд-хенд за углом и отыскать себе там пару джинсов до того, как в магазине начнется суета перед новым учебным годом. Но вместо этого просто сижу на пороге и каждые пять минут вынимаю телефон, проверяя, не написал ли мне Акил. В ушах все звенит мой голос, когда я рявкнула на него: Ты ничего обо мне не знаешь!