Она гладит меня по голове.
– Я тебя люблю, Эви.
– И я тебя, мам.
И тут в дверь опять кто-то стучит.
– Привет, – доносится из коридора, – это Джиа. Можно войти?
Наконец-то она здесь.
– Конечно, – отвечаю я.
Джиа неуклюже вваливается в комнату, потому что у нее в руках примерно пятнадцать пакетов. Веснушек на щеках больше, чем когда-либо, кожа загорела под беспощадным нью-йоркским солнцем.
– Здравствуйте, миссис Хоанг, – здоровается она с мамой, и та, махнув, исчезает в коридоре. Джиа поворачивается ко мне. – Прости, что опоздала. Я поговорила с Акилом, потом мама попросила меня подежурить за стойкой хостес пару минут, потому что Сиси расхулиганилась, но те минуты превратились в час, и я в конце концов сказала ей, что мне надо идти, и, к моему удивлению, она меня отпустила. В общем, вот она я.
Я в жизни не слышала, чтобы она так тараторила. Пока я перевариваю ее слова, она раскладывает пакеты на ковре.
– Погоди-ка. Ты поговорила с Акилом? Вы наконец помирились? – Я закидываю ее вопросами.
Джиа улыбается во весь рот.
– Да, у нас все отлично. Но я не хочу о своих делах разговаривать. Давай о твоих поговорим.
Она вытаскивает из пакетов бесчисленные ведерки с мороженым, картонные миски и пластиковые ложки и примерно сотню салфеток. Я изучаю ассортимент. Вот вишня с карамелью, вот мятное с шоколадной крошкой, а вот двойная карамель с шоколадом – все, что я люблю.
– Я подумала, что ты захочешь всего понемногу, – объясняет Джиа, снимая крышки с ведерок, – но упор сделала на шоколад, конечно. И это не только от меня. Ариэль оплатила большую часть. Она очень грустит, что сейчас не с нами.
На глаза наворачиваются слезы. Кажется, у меня лучшие подружки на всем белом свете. Джиа передает мне миску, куда положила по шарику каждого вкуса. Вишня и шоколад тают во рту – идеальный союз вязкой сладости.
– Знаешь, – говорю я, – ты ведь могла бы миски у нас на кухне взять. У нас их полно.
– Ой, нет. – Джиа мотает головой. – Ваши слишком дорогие. Вдруг я их разобью?
Если уж честно, наш сервиз был расписан вручную в Марокко, и я понимаю ее опасения.
Джиа аккуратно кладет себе в миску шарик двойной карамели и, сдвинув мои ноги в сторону, уютно устраивается в изножье кровати. Но если ей кажется, что она таким образом освободила место для себя, она заблуждается. Как только она ставит свою миску, я обхватываю ее, и мы в обнимку валимся на постель.
– Уф-ф, – выдыхает Джиа. – Это в честь чего?
Я всхлипываю ей в плечо.
– Просто соскучилась по тебе, вот и все. Пять недель не видеться с лучшей подругой – это слишком.
Джиа гладит меня по косичкам.
– Я тоже соскучилась. Даже не представляешь как. – Она взбивает подушку и садится спиной к стене, скрестив ноги по-турецки. – Как ты?
Я обвожу рукой усыпанную шоколадными каплями постель и собственные треники, от которых несет аэропортом.
– Восхитительно, как видишь.
Но я знаю, что этим ответом Джиа не удовлетворится. Будь на ее месте Ариэль, она отправила бы меня в душ и велела обсохнуть, а потом уже разговаривать. Но Джиа не такая. Она просидит с вами несколько часов, пока ей не настанет пора возвращаться домой, и все это время будет аккуратно убеждать вас рассказать, что вы
– Мне жаль, что в Огайо было так ужасно, – говорит она.
Я переворачиваюсь на живот, щека расплющивается на упругом матрасе из пены «с эффектом памяти».
– Не просто ужасно. Они там все… – Я с трудом подбираю слова. – Расисты. Просто заурядные расисты. И самое дикое, что они об этом не подозревают. Серьезно. Представь: они названивают мне с жалобами на нарушение дисциплины, не сознавая, что
Джиа кивает.
– Даже представить не могу, каково это.
– Тебе и не стоит.
– Ты можешь с этим что-то сделать? Сказать что-нибудь эдакое, что вынудит их, я не знаю, прозреть?
Тонкий пух, растущий вдоль кромки волос, облепил мне лоб. Я переворачиваюсь на спину, и слипшиеся волоски отстают, торчат, как листья на ветке.
– Сомневаюсь. В смысле, там даже режиссер та еще задница, поэтому совет директоров, который управляет лагерем, скорее всего, еще хуже. Честно говоря, задумавшись сейчас об этом, я сама не понимаю, зачем вообще на все это согласилась.
– Что ты имеешь в виду?
Я вскакиваю, катаю в ладонях крышку от ведерка с мороженым, как будто это фрисби.