– И… я думаю, вам грустно. Вы не хотели приезжать сюда. Вы оставили тех, кого любили, может, кого-то в частности, – она произнесла эту последнюю часть, почти как если бы удивилась сама, и наконец посмотрела на Кейла. Он понятия не имел, что сказать.
– И все это вы узнали по моей ладони?
Она покачала головой и улыбнулась:
– Нет. Вот видите? Слишком серьезный!
Он тоже улыбнулся, но отдернул руку, возможно слишком быстро.
– Впечатляющее развлечение, признаю. Теперь не спускайте глаз с травы и следите за вашим дыханием.
Она приняла насмешливо-серьезное выражение и позу, но сделала, как велел ее «учитель».
Позднее он лежал в своей постели в общаге для «иностранцев», наверное, в последний раз перед тем, как его переведут в храм. Он думал о своей былой жизни, пытаясь постичь новую.
После сеанса медитации Кейл проводил Ли-йен до ее здания и распрощался. Он чувствовал себя виноватым, думая, что извлек из этого больше, чем она. У двери они остановились – другие девушки входили и выходили, даже не глядя на них, – и в отношении кого угодно из местных Кейл приготовился бы к долгому обмену репликами, в основном состоящему из «увидимся позже». Не так с Ли-йен.
– Ваш урок был кратким, и вы так и не сказали мне, кто ваш наставник. Вы должны справляться лучше.
Она стояла, выжидая.
– Ладно, – сказал он, потому что не знал, что еще добавить.
Она поднялась в свою комнату, а он опять наказал себя за то, что не положил немедленно конец… чему бы то ни было.
Завтра он станет Посвященным Бога. Разрешено ли тогда будет общаться с девчонками? Он сжег эту мысль и в сотый раз дал волю своему воображению. В собственной личной тюрьме Кейла его брат и Лани предавались любви при лунном свете, а затем отец наказывал Тейна за то, что он защитил Кейла у стола хирурга.
В его разыгравшемся воображении Тейн подвергался наказаниям от домашнего ареста до еженедельной порки. Обычно плеть держал Эка – его лицо хранило безмятежность, а из принца выплескивались нереальные фонтаны крови и криков… Иногда экзекуцию производил сам Фарахи.
Кейл задался вопросом, и уже не в первый раз, вернется ли когда-нибудь. Последний разговор с Амитом все еще повторялся в его снах.
«Прости, что я лгал тебе, Кейл. Но я должен был знать, каковы намерения твоего народа и что на уме у твоего отца. Теперь я вижу: он безжалостный параноик, находящий войну и предательство там, где их нет».
Кейл хотел возразить. Даже после всех передряг его первой реакцией было начать оправдывать отца, но он не решился. Каким-то образом он всегда знал, что в Амите есть нечто большее, чем выдавал этот «слуга», но также знал: кем бы тот ни был на самом деле, он хороший человек – ученый муж с мирными стремлениями. Месяцы назад он бы усомнился в этом чувстве – напомнил бы себе:
Но Амит объяснил и это тоже.
«Ютани
Истина этих слов окатила Кейла, как теплая вода, и заставила его оцепенеть – слишком оцепенеть, чтобы спросить, как Амит умудрился все это узнать.
«На твоем месте, друг мой, я бы никогда не возвращался. Забудь свою прежнюю жизнь. Останься здесь, в Наране, – добейся чего-нибудь в Академии либо путешествуй по миру. А как только захочешь – если захочешь, – приходи во дворец и найди меня. Ты мог бы жить там и работать со мной – ты мог бы увидеть мир, который мы пытаемся создать».
Они обнялись как сын с отцом – возможно, первое такое объятие в жизни Кейла, кроме как с братом Тейном.
«Амит, – спросил он тихо, – ты и твоя семья намерены воевать с моим отцом?»
Старик выдержал его взгляд.
«Нет. Мы
«И однако ты сказал мне, что империя расширялась всю твою жизнь».
Амит кивнул, хотя и медленно.
«Да, но ради защиты союзников – обычно ради