Слишком живо вспомнился Азог Осквернитель.
Слишком живо вспомнилось то, что он тогда делал. Только теперь в роли эльфов-спасителей была она и ее маленький отряд — а там в палатке оставалась, видимо, еще одна живая женщина.
Погибшую бросили у костра, совершенно очевидно собираясь сожрать тело.
Солнце дошло до нужной точки.
Сет беззвучно скакнул к орку, сторожившему лошадей, и одним движением челюстей перекусил его. Потом рявкнул на несчастных животных — лошадки бросились врассыпную.
Эйтар, защищенный броней, встал во весь рост и без малейшего промедления накрыл стрелами еще двоих — до того, как они успели отправить тело девушки в суп или хотя бы протянули лапы к своим черным арбалетам.
Эстель взял еще одного на клинок сзади и сбросил с меча. Осталось трое — два огромных серых скальных орка и еще один, который выползал из палатки.
Ветка, также не таясь, встала и подошла к орочьему стану.
— Кто вы такие? Откуда идете?
— Мы дезертиры, с Дол Гулдура, — ответил мелкий, трясясь. — Мы просто идем к Мордору, никого не трогаем…
— Так уж никого? — Ветка смотрела первому заговорившему в глаза, но отлично видела, как более молодой из скальных тянется лапой к кинжалу. По воздуху прошелестело — Сет сбил его и встал лапами на широкую спину, оскалившись.
— Я тебя знаю, — неспешно заговорил большой серый. — Я Кхзыр, и я в родстве с Азогом Осквернителем. Ты шлюха из Пущи, которая спала с орком. Тебе понравилось? Хочешь еще?
Ветка так удивилась, что даже не обиделась.
— Я была в плену у Азога, только откуда такая версия?
— Все орки знают, кого ты воспитываешь. Эльфийский царек не был бы способен зачать сильного потомка. Его род выродился, — рыкнул орк.
«Нормально вообще, — подумала Ветка, — вот так сидишь и ничего не знаешь»…
На секунду она отвлеклась — и этой секунды хватило, чтобы побежденные напали, а победители снова отвоевывали свое преимущество. Варг таки перекусил шею молодому скальному орку, Эстель разделался с последним мелким, а Эйтар готовился зарубить Кхзыра, но… Ольва взмахнула рукой, и Эстель с Эйтаром вцепились орку, который был в два с половиной раза больше каждого из них, в плечи, чтобы Повелительница могла поговорить.
Ветка еще раз осмотрела скального — никаких сомнений в его родстве с Азогом не было.
Затем нырнула в палаточку.
— Иди-иди, тебе понравится…
Вернулась непроницаемым выражением лица. Развернула ладонь.
— Это что?
На ладони лежал, мерцая голубым, крошечный флакон.
— Это такое средство пытки, — с иронией проговорил орк. — Бери, дарю. Тебе пригодится.
— Из чего это делают?
Эйтар ощутимо воткнул в орка кинжал, чтобы тот говорил.
— Из гончего листа. И крови эльфа…
Ветка подошла совсем близко и заглянула в маленькие, высвеченные солнцем глазки орка.
— Это действует так, как я думаю?
Орк ответил не менее длинным взглядом и проворчал:
— Попробуй, увидишь… одной капли хватит, сучка… и тут нет никого, кто сможет тебе помочь… кроме меня, конечно… бесполый эльф, ребенок и старик…
— Ага, — сказала Ветка. Вытащила свой кинжал, вогнала под сердце орку и начала медленно вращать.
— За ложь, за скверну, за подлость… — вырвала меч и одним ударом снесла голову. Мужчины пригнулись от брызнувшей крови и отскочили в стороны.
— А это за Азога, — подытожила Ветка. Затем нагнулась и сорвала с пояса трупа кисет, плотно чем-то набитый. — Глядите, у него есть гончий лист! Заберем, пригодится.
— Что там внутри? — спросил Эстель.
— Не заходите. Эйтар, принеси мою поклажу и позови мага. Уберитесь тут… мне нужна вода. Мы на какое-то время останемся здесь.
И Ветка нырнула обратно в палатку.
========== Глава 10. Делай, что можешь ==========
Кили бился в Мории.
Тауриэль не могла найти себе места в Дейле, хотя Синувирстивиэль и Тиллинель старались помочь ей, как могли.
В страже с людьми Тауриэль не прижилась, с разведчиками, которые несли дозор вокруг города, подгорной принцессе тоже оказалось не по пути.
В целительницы Тауриэль не хотела.
Чаще всего девушка грустила на сеновале, где когда-то скоротала ночь в разговорах с Мэглином. Мысленно она перебирала каждый камень, каждую балку разрушенного Полуденного приюта — и теперь, когда его не стало, вспоминала его как истинный дом, как место, где ей было счастливо. Было безопасно вспоминать это — так, поскольку вернуться все равно было нельзя.
А тогда, в самом Приюте, сложнее всего было выносить взгляды путников — а путники смотрели на нее, на Кили, на них двоих.
Кили гордился и наоборот, стремился встать к ней поближе.
А Тауриэль никак не могла начать гордиться.
Вместе и наедине они были счастливы, а при всех, публично, лесная эльфийка ощущала себя как с содранной кожей.
Ее вечно тянуло в странствия — обратно в Лес, в Ривенделл, в Лориен.
Ей всегда было сложно найти место для себя. Ей было трудно выразить себя в разговорах с другими эльфами. В точности сказать то, что она думала.
Она и раньше делала странные вещи, и потом жалела.