Телохранитель, отряхивая ладони от земли, подошел к Повелительнице.
— Мне нужна палаточка, но около самой воды. Не эта, там ужас, пусть ее тоже Радагаст изничтожит. Мне нужно… даже не знаю что. В моей поклаже есть баночка такая, с личным клеймом Иримэ — для потертостей, порезов. Просто то, что у вас заживает два часа, у меня неделю, и я попросила… неважно. Найди, принеси. Пахнет фиалками. Найди мою чистую запасную одежду. Платье… или длинную сорочку. Дай свой плащ.
— Я все сделаю, палатка будет быстро. Кто там?..
— Ой, молчи, грусть, — буркнула Ветка и юркнула обратно. — Там пи… печально все.
Эйтар понял приказ по-своему — с молодым дунэдайн они, как смогли, обустроили крошечное уютное жилище у самой воды. Снизу в пару мгновений сделали пол из нарубленного и уложенного накрест рогоза, набрали ложе из мягких ветвей, внутри соорудили из ровной деревяшки столик, принесли пищи, воды. Когда все было готово, Ветка обернула того, кто находился в орочьей палатке, длинным и широким боевым плащом Эйтара и отвела к воде, за заросли ивы, и там начала купать, судя по плеску и вскрикам.
Но и длинные уши Эйтара, и круглые человеческие, но достаточно чуткие уши Эстеля ловили одно и то же — какие-то чрезмерные вздохи и всхлипы, стоны, а не рыдания, как можно было бы ожидать. Ветка временами говорила голосом строгим, как иногда с детьми: «А ну убери руки! Успокойся!.. Прекрати!»
Радагаст закончил заклинать траву и древа и прислушался тоже.
Затем сказал:
— Охохо!
И потом еще раз:
— Айайай!
День перешагнул далеко за середину и клонился к вечеру; эльф, юноша и маг собрали небольшой костер. Эйтар поднялся выше по течению, где рыбу не успели напугать, набил сомов и пек их в костре.
Ветка появилась из палаточки, принюхалась. Потом окликнула:
— Радагаст, пойди-ка. Со всеми своими грибами. Ее надо усыпить.
Выражение лица у Ольвы было очень странным. Позвав Радагаста, она вышла к костру и уставилась на Эйтара и Эстеля — примерно так, как кобра смотрит на двух жаб, выбирая, какой пообедать.
— Повелительница? — с некоторым сомнением спросил Эйтар.
Маг сноровисто двинул к палатке, приговаривая: «Я же говорил, непотребства, неслыханное дело»…
Старый волшебник скрылся в палатке не слишком надолго — снова возня, придушенный возглас старца, вспышки волшебных заклинаний… и Бурый маг кубарем выкатился к костру.
Это было даже забавно — Эстель улыбнулся; но Радагаст совсем не улыбался.
— О, нет, нет, я не гожусь на такие дела… Это новая магия, но такая темная, какую я и представить себе не мог… Ольва, она поспит, но совсем недолго. А потом, если не получит своего или не понесет, она умрет. Мне тут не помочь никак, никак; и раньше были похожие зелья, но они никогда не попадали в руки магам, чтобы можно было составить противоядие… да и сама мысль не шла в такую ужасную сторону…
— Ну да, насиловали так насиловали. Все по-честному, никакого удовольствия. У этой пакости же есть срок действия? — Ветка вытащила сияющий флакончик. На стекле была черная сургучная печать с изображением Ока Барад-Дура.
Не прикасаясь, Радагаст рассмотрел пузырек с возрастающей печалью.
Палатка молчала.
— Вся сила некроманта тут… все его чаяния на большое войско, — затем выговорил он. — Женщина любого народа сможет с этим становиться матерью орка, и не один раз. И по доброй воле и с радостью. Понятно теперь, что за силу я ощущаю, что за вести несут мне темные ветра — Саурон и вовсе ушел за границы дозволенного и играет с самой жизнью и ее таинствами… его тьма, и без того темнейшая в Средиземье, углубилась и сделалась зловещей…
— Хорошо сказано, — буркнула Ветка. — Генетик-гинеколог, балрогов любитель… на пальцах, что мне делать?
Радагаст замолчал. Посмотрел на двух воинов у костра.
— Ольва, — спросил Эйтар, — кто там?
— Там Тауриэль.
Эйтар, который годами ходил с рыжей эльфийкой в дозор, вскочил.
— Сядь. Сейчас она спит, — устало и как-то досадливо сказала Ветка. — Но она проснется, сколько-то помучается и затем умрет. Радагаст?
— Умрет, если не получит радости телесной от мужа или не понесет, — проговорил маг, не поднимая глаз от флакона и как-то неловко скрывшись ушанкой от взглядов Эстеля и Эйтара.
— Где мы тут возьмем ее мужа? — вскричал Эйтар. — Принц Кили в Мории! Мы не успеем!
— Да. — Ветка села у костру и взяла кусок ароматной рыбины. — Хороший вопрос.
«Бесполый эльф, мальчишка и старик».
— Я так понимаю, что эта Тауриэль отравлена и желает любого мужа, — тихо сказал Эстель. — Отравлена зельем, победить которое Бурый маг не может. И если она не получит… любого мужа, то умрет.
— Если перевести эту ситуацию на язык журнала «Крокодил», офигеть как смешно, — мрачно, очень мрачно проговорила Ветка. — Давайте… что там у вас к рыбе? Я хоть поем, если мне ее до утра успокаивать…
— Как ты будешь успокаивать эллет? — рассудительно и как-то очень по-взрослому сказал Эстель. — Ты не муж. И что бы ты ни сделала, она все равно умрет?
Ветка без аппетита проглотила кусок ароматнейшей свежайшей рыбы.
— Ну сделаю что смогу, чо. Я не готова дать Тауриэль умереть в такой ситуации. Как я буду смотреть Кили в глаза?