Корона когтей

Это не ночная тьма, освещенная каким-то слабым мерцанием звезд, даже когда они скрыты облаками. Это отсутствие света, какого я никогда не видела. Тяжелая, удушающая пустота. Ослепшая, я прислушиваюсь. К шагам Дамарин. К звону капающей на камень жидкости. К отдаленному ворчанию, которое могло быть шумом моря, бьющегося об остров, или чем-то совершенно иным. К собственному неровному дыханию.

Наше путешествие в темноте все продолжается и продолжается.

Кажется, мы спускаемся. По крайней мере, вначале. Затем пол выравнивается, и Дамарин снова ускоряется. Сиада не так велика, чтобы нам потребовалось больше трех-четырех часов, чтобы пройти весь остров. И все же попытки вести счет своим шагам оказываются тщетными. Как бы я ни была слепа, я теряю счет времени, направления, расстояния, всего. Мои ноги устают. Я начинаю натыкаться на невидимые препятствия: спотыкаюсь о камни или теряю равновесие в какой-нибудь заполненной водой колее. Каждый раз Дамарин проклинает мою неуклюжесть. Каждый раз она дергает за веревку, чтобы поднять меня, снова и снова, пока мои запястья не начинают болеть. Холодный воздух, пропитанный серой и вонью морских водорослей, обжигает мне горло, и я боюсь, что задохнусь с кляпом во рту. А что, если Арон был прав, и Покаянные – если это они – просто хотят убить меня? Может быть, Дамарин ждет подходящего момента, чтобы отпустить веревку, исчезнуть и оставить меня здесь одну. Возможно, таков был ее план с самого начала. Я буду блуждать в темноте, пока не упаду и не сломаю себе шею или не умру от обезвоживания и голода.

Сначала шепот тихий. Едва различимый, на грани слышимости. Но по мере того, как он становится все громче и настойчивее, я понимаю, что он зовет меня, хотя и говорит на незнакомом мне языке. Зовет меня, зовет в тень.

Я замедляю шаг. Веревка ослабевает, и на мгновение я паникую, что Дамарин оставила меня, пока не чувствую ее пальцы на своем лице. Она вытаскивает кляп.

– Выпейте, – вода хлещет мне в рот и по подбородку, и я глотаю столько, сколько могу.

– Пожалуйста, где…

– Никаких вопросов, – кляп снова оказывается у меня во рту. Дамарин дергает за веревку и снова толкает меня вперед. – Если услышите голоса, не обращайте на них внимания.

Я стараюсь. Я пытаюсь сосредоточиться на глухом стуке сапог моей похитительницы по каменному полу пещеры. На быстрый стук своего сердца. Но это трудно. Еще два раза, по крайней мере, мы останавливаемся, и она дает мне воды. Каждый раз, когда мы снова начинаем идти, становится все труднее это делать. Шепот возвращается, громче, чем раньше, и паника затуманивает мой разум. Передо мной вздымаются образы из прошлого. Мой дядя, король Албарик, его кожа гниет от яда, созданного моим отцом и введенного Зигфридом и Таллис. Сам отец приказал мне на последнем издыхании остаться в Мерле. В моей галлюцинации он снова оживает, он ругает меня слабым и дрожащим голосом.

«Ты видишь, что случилось, Адерин, что ты потеряла, и все из-за того, что не послушалась…»

Но потом видение меняется, и мой отец становится Ароном, он держит Одетту за руку и выплескивает на меня свой гнев.

«Ты безрассудна, Адерин, безрассудна и эгоистична! Я умолял тебя не уходить, но ты не послушалась, а теперь уже слишком поздно…»

И, к своему ужасу, я понимаю, что Арон и Одетта – не более чем бледные, измазанные кровью трупы, лежащие в разрушенном тронном зале Цитадели. Они распростерты на мраморном полу вместе с Летией, Ланселином и всеми остальными, о ком я когда-либо заботилась. Они все мертвы, и виновата в этом я. И там, на самом троне, в центре этого надругательства, сидят Таллис и Зигфрид и улыбаются, высмеивая мою вину и безутешное горе.

Что я наделала? Пришла в это место, рискуя всем своим королевством из-за слухов и желаний… Голоса позади меня все еще шепчутся. Но сейчас, по сравнению с кошмарами впереди, они кажутся мягкими и успокаивающими, обещающими легкое забвение. Меня снедает одно желание: вырвать веревку из рук Дамарин и побежать навстречу голосам. Бежать в темноту, обнять любую судьбу, которая меня ждет, потому что я не могу сопротивляться ни секунды дольше…

Свет возвращается. Только слабый отблеск дневного света, разгоняющий тьму в дальнем конце тоннеля, но достаточно яркий, чтобы у меня заболели глаза. Голоса увядают и исчезают так же, как и моя потребность следовать за ними. Дамарин позволяет мне остановиться. Я приваливаюсь к стене, задыхаясь, дрожа, вся липкая от пота. Она вытаскивает кляп у меня изо рта и вкладывает бутылку с водой в мои связанные руки. Я быстро осушаю ее и оглядываюсь на тоннель, из которого мы только что вышли.

– Что… что это было?

Дамарин мрачно улыбается.

– Значит, вы их слышали?

– Голоса – да. Кому они принадлежат? – я вглядываюсь в темноту, почти ожидая увидеть что-то чудовищное, скрывающееся в тени.