Корона лета (СИ)

То горькое время, с его взрывами и открытиями, давно поросло травой, но домергиане по-прежнему не простили. Ртуть ли заправляла в хитровывернутом банке или иной клан – Игер Спана и Сид Леттера с их общим грешком для сородичей хуже отстойника. А для землян я останусь отщепенцем, даже если загорю дочерна и меня похоронят на лазурной планете в преклонном возрасте. Папаши вновь обдурили, спелись тайком, при условии, конечно, что полуголый Игер в квартире Сида означал примирение – кто их, зараз, разберёт? Погавкались тут же, стоило задеть незажившее, Брай им, смотрите-ка, низший и не достоин… Но для сынка у любящих отцов, как и раньше, щедрые подачки, подмоченные благодеяния, за которые платишь унижением. Вырвать деньги шантажом было б почётным расчётом – нате, получите и забудьте того, кому изгадили всё, до чего дотянулись. Бежать некуда, все двери закрыты, закрыты задолго до моего рождения. Одного Джада Яладжу из клана Гранита колыхал не сын предателей, белых эмигрантов из шовинистского мира, а я сам – Радек Айторе. Ну, ладно, не я – моя течка и бериллово-ястребиные гены.

****

Кар свалился в воздушную яму, над центром Сарассана всегда штормит, слишком активные выбросы – кресло тряхнуло, крапивная пакость ужалила пах, плеснула в промежности. Все попытки сидеть смирно к чертям. Игер тогда не попусту сболтнул: чем старше я становился, тем сильнее терзала утрика. До припадков доводила, стонов в кафельные стенки интернатского санблока. Полапаешь девчонку, кончишь вроде, а дрянь не унимается, жжёт, башка в тумане, липкий пот по спине, внутри стискивается ритмично, глубоко, так, что дрочка не поможет. Контрацептив тоже не очень-то выручал – и тут папаша номер два не соврал.

Едкий привкус во рту – многолетняя отстоявшаяся злость, союзник в психотехнике сосредоточенности. Ну, для тех, кто умеет. Я постоянно пытался, но мне не выучиться. Они ни хрена мне не оставили, никого выхода, а чтобы выбраться, нельзя трястись, как соевый студень. Я откинулся на спинку кресла, вытянул ноги, позволив крапивной хвори хозяйничать. Лучше тащиться домой в мокрых спереди штанах, чем эдак загибаться.

Ярость и возбуждение рванули навстречу друг другу, катились мимо багряные облака, ослепляя последними росчерками уходящего дня, меня расплющивало между холодом и жаром. Пятьдесят тысяч – я получу свободу, уеду подальше, может, даже на Мелиаду или Эпигон, пусть там ютятся в подземельях. Пятьдесят тысяч – никто не указ и все друзья, а тем, кому не по душе моё происхождение, запросто и рыло начистить, на такие деньжищи чужими кулаками. Пятьдесят тысяч – и девять месяцев кошмара, оно будет шевелиться во мне, наверное, будет, так показывали в роликах про беременных женщин. Пятьдесят тысяч – и сверток унесут неизвестно куда, может, сделают нечто похуже, чем то, что сотворили со мной. Интересно, как вытаскивают… это? Разрезают внизу живота лазерным скальпелем? Сид или Игер перенесли операцию и не подохли, значит, каждый переживет… пятьдесят тысяч!

Меня выкрутило на сидении, ремни впились в кожу. Крапива победила, залила липким трусы и спряталась, оставив ледяной звенящий кокон. Пустой, хрупкий, лёгкий. Вот что такое счастье – когда тебе насрать, паришь в своём безразличии, потому папаши всегда спокойны, довольны, точно быки на пастбище. В глазах потемнело, я моргнул, без напряжения перенастраивая зрение. Транспорт нырнул под облака, на земле уже ночь, сейчас зажгут искусственный свет, а мне он без надобности. Могу встать, выйти в наружу – воздух удержит, во мне же ни грамма веса – и спланировать вниз, как птица.

Кар пришвартовался на сто первом уровне нашей муниципальной домины, и я едва не пропустил посадку, так увлёкся. Настолько здорово психотехника ещё не получалась! На трапе меня швыряло к поручням, пока не приноровился – внутри лопались студёные пузырьки, тяжесть исчезла совсем, я перескакивал через ступени, потом через плитки бетонного настила, прыгнул чуть не на середину эскалатора. Поиграл дверями лифта, дождавшись возмущенного визга датчиков, шагнул в продолговатую коробку. Разогнать её, пусть врежется в крышу, а самому зависнуть…

– Радек! – с горловым присвистом, папаша номер один в бешенстве. Стоит у лифтового щитка, на вечернем наряде ни единой складочки, позади чьи-то стройные ножки на иллюминированном полу. А вызов-то я прошляпил, линком аж разогрелся, бедняга, стягивая меня с небес в еле ползущую коробку.

– Паа-паа!.. – Кокон восторженно содрогнулся, получив новую порцию ненависти. – Чё вы мне… не говорили, что оно так здорово? Ага, ну да. Вам же жаль со мной и крохами поделиться.

– Ты пьян? – Сид рассматривал меня с тем выражением, которого прежде удостаивались только его торговые сводки. – Думал, мне не донесут, куда ты ездил? Верх тупости – пытаться взять кредит у Ртути. Благодари богов, что сейчас им невыгодно портить своё положение на Земле, иначе…