Предложение «пока» погостить растянулось на месяц с лишком. В один из первых же вечеров в доме Сида я решил воспользоваться нервозностью, дожать как следует. Не верилось, что они струхнули из-за моей попытки подохнуть, может, папаши и сами не верили. Пунктуально лепили на меня инъекторы, возили в госпиталь на кошмарные процедуры, бдительно пресекая порывы удрать из-под колпаков, нашпигованных медицинскими ерундовинами. Мои родители и потрясённое удивление – совсем не сходится, но именно так они и держались, будто каждые проведённые втроем сутки вгоняли их в столбняк. Меня тоже, просто у больного всегда есть время подумать.
По информсети крутили спортивный канал – рифлёные подошвы во весь салон, брызги пота, запах взбаламученного мокрого песка, рёв тренированных желтокожих парней, сражающихся с тёмно-глазурными здоровяками. Соревнование команд двух столиц Афро-Азиатского Союза, с Браем бы я смотрел, не отрываясь. Папаши пренебрежительно фыркали, земной спорт их не занимал, но скачущие по стенам жеребцы спасали от нежданной тесноты семейного очага. Я вошёл тихонько, сел на краешек палевого дивана и приказал копытным погаснуть.
– Ртуть и Берилл имеют отношение к Яладже и Брун? – кто-то же должен быть храбрее и вытащить на солнце самое важное. А важного накопилось – отсюда до Домерге. – Ну, я не забыл то лето в Европе, и хватит корчить амнезию. Всё помню. И смерть моего… деда, и клановые заморочки, только не понимаю ни хрена! Выкладывайте.
Они глядели на меня с испугом, почти со злостью, ещё бы. Их заставляют определяться: семья мы или выдумка воспалённого стрессом воображения. Меня заколотило, когда Сид потянулся к своему курительному ящику, а Игер уставился на голые колени. Никаких интимных рубашек с разрезами, шорты и майка – заметил бы он, как Сид на него облизывается. Не пожелают отвечать – уйду, и они недолго останутся вместе.
– Ртуть мы немедленно отсекли. Ты им не интересен. Пока нет, – Сид раскурил архаичную сигару, прикрылся дымком. Снова «пока», ненадёжность, подвешенность бездомного эмигранта. Ладно, я согласен, только сироту в набор не включайте.
– Положение изменилось, – ага, Игер явно вертел этот ядовитый разговорчик, раз нашёлся без запинки, – клан Берилл давно успокоился, Ртуть меньше всего жаждет его разворошить, потому нас… тебя, Радек, оставили в покое. Сид прав: оставили до поры.
Не давать им передышки – гнуть, напирать, чтобы вывалили всё, и пусть сон после потеряю. Я соскользнул с удобного валика.
– Почему именно меня? Я-то никого не… родню не убивал.
Оба скисли, каждый на свой лад – Игер чуть не сплюнул на роскошный ковер из натуральной шерсти, Сид луком выгнул надменный рот.
– Вроде ты сказал, что всё помнишь. Короткая же у тебя память, – Сид с досадой потёр острый подбородок. – Ты наследник! Единственный законный наследник их мерзкого клана, чтобы Марей в щепки разнёс тот день и час, когда я впервые встретил берилловых.
– Не зарывайся, – Игер тяжело перевёл дух, – а то я ведь тоже могу кое-что припомнить. Радек…
Он повернулся ко мне, торчащему посреди выдержанного в домергианских тонах салона – дерево, бледные оттенки и запах сухой травы, – и улыбнулся. Светло и без сожалений. Я перетрусил от этой улыбки, отшатнулся от пьяной синевы. Игер может свернуть шею на счёт раз, раздавить, будто гусеницы железной махины из старинной хроники, но страшно в нём другое. Он не смирился. Нечто кипит внутри, таясь под шелухой эмигрантского бытия, как под бронёй загорелых мускулов прячется гладкая белизна, а под маскировочной чернотой линз – яркая и яростная синь. И если выплеснется… ну, во мне та же кровь – и накуролесила она с избытком.
– Ублюдок занял твоё место. Он подобрал клан Берилл, когда Ртуть уже побеждала, подобрал, как шлюху в земном борделе, и пользует. Старший сын моего отца, тебе дядя, бесплодная дрянь, мутант, огрызок… отец не расправился с ним, хотя уговаривали… теперь он правит кланом, видимо, никто не стремится нарушить перемирие. Но у ублюдка нет наследников – и не будет, рано или поздно ты им понадобишься, Радек. И вот тогда…
Игер объяснялся не со мной – с теми, кого не вернёшь, с голубыми светящимися камнями у подножия замка Айторе, но суть я уловил. Все у них ублюдки, мутанты, твари и ошибочные проекты! Что за ад эта Домерге? Радоваться надо, что мы оттуда убрались! Но до драки дойдёт, жизнь уникалов длинней людской.
– Он хочет сказать, что пройдут годы и Берилл явится по твою душу, а следом и Ртуть, – флегматично бросил Сид и затянулся очередной сигарой из чёрно-золотого ящичка. Вот кто смирился, принял правила, а что ему оставалось? – У нас особо не было вариантов. Прикончить тебя младенцем, в том разваливающемся планетнике, где ты… Игер, помнишь, какой он был сморщенный и пищал, не затыкаясь? У тебя выбор шире. Покажи себя землянином, может, Ртуть и Берилл отстанут.
– Я как-то не рассматривал младенцев, – огрызнулся Игер, дёрнул за растянутый ворот майки, – не по уши в кровище оглядываться по сторонам.