Корона в огне. Пылающее сердце

Я прислушалась к себе и поняла, что голова перестала болеть и вообще самочувствие у меня вполне нормальное. Физически. Про изрядно потрепанную душу и думать не хотелось. Прежде чем окончательно отбросить все мысли о Касторе, которые причиняли боль, я осознала, что внутри меня что-то умерло. И на месте этого самого умершего образовался ожог. Как же символично. Феникс выжег что-то прекрасное во мне своими огненными крыльями. Я бы рассмеялась от души, если бы могла.

Встав на ноги, подошла к столу и несколькими большими глотками осушила кружку. В миске тоже была вода. Я умыла пылающее лицо, а потом шею и ключицы. Стало чуточку легче дышать. Тюфяк и, правда, оказался очень жестким, но на нем было все же намного теплее, чем на полу.

Не знаю, сколько я так просидела, подобрав под себя ноги и размышляя о том, что теперь Феникс гораздо опаснее для меня. Кастор знает, откуда я. Знает о том, что у меня есть брат. Знает где он. И самое главное знает его в лицо. Если он сможет вычислить, кто именно является ребенком, рожденным в ночь убийства короля Фэндрика, то найти Тоя ему не составит труда. Я растерла ладонями лицо, ощущая, как тревога встрепенулась, подняла голову и поскреблась о страдающее сердце.

Успокаивало лишь то, что когда я жила во дворце и была маленькой, Феникс не видел меня. Нам не приходилось встречаться лицом к лицу. Если не считать подглядываний за ним вместе с Тилем, я и сама его толком не видела. Эта мысль снова заставила вцепиться в волосы. Если бы нам тогда удалось! Если бы… Я бы ни за что не подпустила Феникса так близко, даже не стала бы говорить с ним. Бежала бы сломя голову как безумная. В груди сдавило, сердце напоминало, что я не просто сблизилась с ним, но и полюбила — горячо, отчаянно, самозабвенно. Я растворилась в этом человеке, поверила ему всей душой и готова была последовать за ним хоть ввысь, хоть в бездну.

Замок на тяжелой двери скрипнул, послышался звон цепей и дверь открылась. В мою камеру зашли двое стражей. Один из них поманил меня рукой, и я покорно встала, понимая, что готова смириться с судьбой. Похоже, его величество все же определился с наказанием.

На запястьях появились оковы и несильный толчок в спину, заставил выйти из камеры. Один страж шел впереди. Другой позади.

Я не следила за тем, куда именно меня ведут, очнулась лишь у какой-то двери. Пока мои стражи робели перед ней, я поняла, что нахожусь рядом с чьими-то покоями. В детстве в этом крыле я не бывала, коридор показался мне незнакомым. Нам с Тилем доводилось даже королевские покои рассматривать, когда их величества бывали на прогулке или охоте. Мы хорошо изучили дворец, и было лишь одно место, куда не пускала королевская стража — восточное крыло, в котором жила часть королевской гвардии и некоторые высокие военные чины.

Дверь открылась и сердце подвело. Все же дрогнуло от страха. Гвардейцы вошли в комнату, и один из них потянул меня за цепь между оковами, увлекая за собой. Покои оказались просторными, по-мужски скупо обставленными, но здесь царил порядок. Широкая кровать без балдахина. Для дворца необычно, но смотрелось вполне интересно. Обычные предметы мебели: диван, кресла, стол, стулья, шкаф. Еще одна дверь, наверное, в уборную. Комната была слабо освещена свечами, поэтому ее хозяина я обнаружила не сразу.

— Свободны, — прозвучал властный голос и стражи растворились в полумраке.

Феникс стоял у стены, недалеко от распахнутого настежь окна, я не видела его лица, но даже сталь в голосе не помешала мне узнать человека, к которому рвалось сердце. Я сцепила руки и до боли сжала пальцы, пытаясь сдержать вновь нахлынувшие чувства. Мне казалось, что воздух в комнате стал тяжелым, ощущаемым, стоило протянуть руку, и можно было порезаться о его напряжение. Позвоночник странным образом заныл, будто сгибаясь под тяжестью моих переживаний.

— Я предупреждал тебя, Кассиопея, — ледяным голосом обратился ко мне мужчина, — чтобы ты следила за тем, что произносишь. Я говорил, чем грозит тебе подобное вольнодумие.

Я с трудом разбирала слова и подавляла желание обнять себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Мороз пробежался по коже, а потом будто забрался под нее и ледяными пальцами сжал сердце. Кто этот человек, что стоял передо мной? Как такое возможно? Голос его, но вот интонации и колющее безразличие не принадлежали человеку, который так много сделал для меня и моего брата.