Коронованный наемник (СИ)

- Ты, ей-Эру, болен, парень! Да вот же он, спит себе, куда ему деваться-то? Ишь ты, крепок, каналья. Другой бы молился, буянил, да и плачут некоторые. А он как на родной перине почивает.

Совершенно сбитый с толку, Ольсен рванулся к камере и увидел узника, мирно спящего на соломе лицом к стене. Темно-синий камзол успел малость подсохнуть, спутанные черные волосы в беспорядке разметались по скудной подстилке. Юноша перевел дух, все еще не веря своей странной удаче. Потянулся потереть лоб и вдруг ощутил, что в кулаке что-то сжато. Обожженный нелепой догадкой, он повернулся к сменщику спиной и разжал кулак: на ладони лежал тонкий браслет бесподобной работы.

- Вот балрог… А вина-то я бедняге так и не принес … – виновато пробормотал Ольсен, пряча украшение в карман.

- Будет тебе под нос бубнить-то, чудак человек, – проворчал сменщик, устраиваясь на скамье и развязывая тряпицу с какой-то снедью, – ступай себе, проспись. А то уж вон, чего мерещится, Эру упаси…

Все еще размышляя о странном происшествии в карауле, Ольсен зашагал вверх по лестнице. Конечно, придет время, и юноша, набравшись опыта, станет искушенней и внимательней к мелочам. Но он все еще был молод и наивен, а потому не заметил, что на ногах узника черные ботфорты таинственным образом сменились на высокие серые сапоги…

Эльфийский плащ поразил Йолафа уже тем, что, туго свернутый и спрятанный под камзол, он не успел промокнуть в стремнине. Выбравшись из-под скальной громады в хмурые объятия вечернего леса, беглец задрапировался в неприметно-серое шерстяное эльфийское одеяние и свистнул Подкупу. Варг немедленно материализовался из марева лиловатых теней, и вскоре одинокий всадник уже мчался сквозь быстро сгущающиеся сумерки к оставленному рыцарями убежищу.

Рыцарь гнал зверя, не щадя. Он пытался помнить об осторожности, но душа перекипела тревогой, уже нечувствительная к любым опасениям. Варг огромными скачками перелетал через овраги, петлял в темном подлеске, нырял под причудливые нагромождения бурелома, в полумраке похожие на развалины неладно выстроенных хижин. Снег был грязен, а местами вовсе вытоптан до земли прошедшим орочьим войском. Но еще через несколько лиг Йолаф уклонился вглубь леса, оставив далеко позади все следы. Здесь можно было остановиться и развести костер, чтоб, наконец, обсушить промокшую одежду. Похоже, Валар действительно наскучило измышлять ренегату новые козни, поскольку, подъезжая к штабу, рыцарь заметил в уже почти совсем темном покрове снежных облаков лоскут чистого неба, размером всего с рукав рубашки.

Убежище привычно встретило его глухой тишиной и тьмой, словно ничего не изменилось, и он просто вернулся из очередного дозора. Чернильная мгла входного грота, едва угадывающиеся под потолком округлые силуэты подвешенных бурдюков с зачарованной водой. Это была его первая предосторожность после вселения в неуютное подземное жилище. Несколько стрел, наугад пущенных под потолок, делали вход в штаб смертельной западней для орков.

Из-за уступа стены вынырнула бесформенная фигура закутанного в плащ часового, все так же добросовестно охранявшего убежище мятежников:

- Эй, какого Моргота… Йолаф! Живой! – караульный бросился к командиру и с внезапной фамильярностью схватил за плечи.

- Здорово, Сэм, – сердечно отозвался Йолаф, но рыцарь сразу уловил в голосе главаря напряженно-нетерпеливую ноту и встрепенулся:

- Неладно что-то, командир?

- В городе все обошлось, брат, не тревожься. Следующим отрядом отправишься домой, мать повидаешь. После подробности расскажу, а пока не серчай, я очень спешу, – Йолаф хлопнул караульного по плечу и быстрым шагом растворился во тьме лабиринта.

Часовой понимающе поглядел командиру вслед, с заметным облегчением завернулся в плащ и вернулся на свой пост: оставленные в штабе караульные провели весьма беспокойные сутки, ожидая вестей из столицы.

Йолаф же почти бегом несся по коридорам, на ходу сорвав со стены первый попавшийся факел. Он никогда еще не оставлял Эрсилию одну так надолго. Все эти дни он заставлял себя помнить, что она под защитой, а его соратники никогда не позволят себе недоглядеть за подопечной командира. Он должен был думать только так, иначе разум заполнялся клубящимися облаками ужаса и бессильной злобы, лишая рыцаря хладнокровия и ясности ума, а это был кратчайший путь к бессмысленной гибели. Но сейчас, когда Эрсилию от него отделяли лишь несколько фарлонгов темного лабиринта, Йолаф вдруг ощутил, как все тревоги и опасения, что он долго загонял в потаенные углы души, сейчас вдруг вырвались на свободу; как пальцы леденеют на древке факела, а сердце готово разорвать грудь.