Коронованный наемник (СИ)

Леголас сел напротив, несколько секунд молчал, глядя в огонь, а потом вдруг заговорил, без предисловий, не дожидаясь вопросов, не глядя на отца. Он сухо, четко, детально описывал события, произошедшие со дня начала кампании, не оживляя свой рассказ ни эмоциями, ни рассуждениями, будто по возвращении на родину явился к королю с докладом. И эта бесстрастная череда фактов отчего-то казалась Трандуилу выразительнее любых красочных повествований, на которые Леголас был большим мастером, хотя обычно приберегал их до шумных попоек с приятелями.

Король знал, что должен реагировать как-то иначе. Должен переполняться кипящей ненавистью, исходить злобой, трястись от ярости. Он должен был ненавидеть всех и вся: мерзавца-Иниваэля за его чудовищную ложь, переродка-Гвадала за его извращенные козни, идиота-Йолафа за слепую веру ублюдку, едва не убившему Леголаса, и вообще каждого без разбора в этом омерзительном углу, просто потому что… потому что иначе придется ненавидеть самого себя. Себя. Только себя. За алчность, заставившую его поверить в ложь князя, за легкомыслие, с которым он отпустил сына туда, откуда Гвадал… откуда вообще все началось и где так неожиданно и страшно закончилось.

Но душа уже не соглашалась на такое простое и понятное чувство, как ненависть. Все эмоции и порывы, чувства и желания сжались до раскаленного уголька, выжигавшего короля изнутри и требовавшего что-то немедля изменить. Что-то сделать, предпринять. Что-то правильное или неправильное, безумное, опасное, нелепое – но хоть что-то.

А Леголас, меж тем, закончил свой рассказ и, наконец, отведя взгляд от горящих в камине дров, прямо посмотрел на отца.

- Вот и вся история, – так же сухо заключил он, – я не справился, мой король. Все пошло не так.

По лицу Трандуила скользнула тень, и он уже набрал было воздуха, когда Леголас резко повел ладонью:

- Прошу тебя, не надо, – проговорил он мягче, – это будет бесполезно, только причинит нам обоим боль. Отец, теперь твоя очередь. Расскажи мне, наконец, что произошло между тобой и Гвадалом.

Трандуил помолчал, меж бровей обозначилась короткая вертикальная морщина:

- Гвадал не рассказал тебе? – спросил он со странной осторожностью, будто ступая по болотной тропке.

- Нет, – отрезал Леголас, и в этом коротком ответе королю послышалась тревога.

Он машинально снова налил вина, потер переносицу, собираясь с мыслями, и начал:

- Тебе не понравится мой рассказ, сын. Он не делает мне чести. Но я верю, что ты сумеешь хоть на миг отбросить свои взгляды на справедливость и постичь…

- Отец!!! – рявкнул Леголас, и прыгающее эхо раскатилось под сводами зала, – я не прошу нравоучений! Я устал из века в век слышать твое назидательное «однажды ты постигнешь это». Я ни балрога не хочу постигать!! Оставь метафоры, иносказания и прочие эльфийские красоты! Я больше не эльф, чтоб разгадывать загадки!! Я два с лишком месяца играл здесь в шарады и вот, посмотри на мое лицо!!! Мне нужна правда, простая, обнаженная и неприглядная!!! И я уже сам решу, что с ней делать!

Он видел, как лицо Трандуила вздрагивает, будто от полновесных пощечин, он знал, что сейчас неоправданно груб, но не мог остановиться, захлебнувшись потоком внезапно всколыхнувшейся горькой ярости. Он почти ждал, чтоб отец вскочил и ударил его по губам, как однажды сделал это много веков назад, когда юный принц в порыве бессильной злости назвал его «бездушным манипулятором». Но Трандуил сидел, не шевелясь. А потом сжал зубы и прикрыл глаза странным скорбным движением, словно безропотно принимал летящий в лицо шквал упреков.

И Леголас ощутил, как гнев его мгновенно остыл, будто докрасна раскаленное лезвие, брошенное из кузнечного горна в бадью ледяной воды.

- Прости, отец, – выдохнул он, сжимая ладонями голову и откидываясь назад, – прости, я не смел так говорить с тобой. Но я прошу, будь со мной прям. Не лавируй, не ищи красивых слов, не…

- … не лги, – закончил Трандуил, – я понял тебя. Ты прав, пришло время взглянуть демонам в лицо. Слушай, сын. Я расскажу тебе все.

Он залпом допил вино, сцепил было пальцы, будто вновь поднимая щит, но тут же разомкнул и заговорил, отрывисто, негромко, но не подыскивая слов: