Коронованный наемник (СИ)

- Морготова плешь, видели б вы сейчас свои глаза… Да, милорд, я о командире, будь он неладен. Старый греховодник Аксель в прежние времена втихомолку хаживал к моей маменьке, каков потаскун! Потом, правда, своя жена понесла, он и остепенился. А там и маменька овдовела. Ох, как все Акселем восхищались! Благороден, каналья, вдовую соседку с малым дитятей на руках заботами не оставляет, то крышу починит, то дров привезет. Я его любил, дядюшкой называл. Только Йолаф, сынок законный, бельмом на глазу сидел. С малолетства выскочкой был, восьми лет уже в гарнизон затесался, а уж как в плечах шире стал – вовсе возомнил о себе. Камрин, правда, мне больше по душе была. Ретивая кобылка, характерец – сущая соль с перцем. Я за ней приударить было затеял, тут-то маменька вразнос и пошла. Сперва ухватом меня огрела, душу отвела, а там уж объяснила, отчего мне Акселева дочь не пара…

Вигге запнулся. Он уже не играл в придворного, сбившись на прежний естественный тон, а в глазах погас самодовольный огонек превосходства, уступив место тяжелому тоскливому озлоблению.

- И как я тогда Йолафа за кабаком не прирезал – сам не знаю. Все ему одному досталось. И отец, и по службе фавор, и даже сестра. А я… пащенком был, пащенком и остался. Кабы он меня хоть не жаловал – все б легче было, вроде как, на равных были бы. А он-то… Дурак дураком, за приятеля меня держал. Маменька моя за простым дровосеком замужем была, мне по его стопам была дорога, вроде как, по отцовским. А Йолаф в меня репьём впился – охота тебе всю жизнь с топором раскорячиваться, давай фехтовать научу. Потом перед старшиной за меня похлопотал, меня в гарнизон взяли. Благодетель балрогов… Подаяние, вишь, сироте пожаловал.

Вигге, казалось, забыл о Леголасе. Он безучастно сжимал смертоносную флягу в руке, мерно покачивая ею, глядел куда-то мимо эльфа и говорил, говорил, отрывисто, зло, словно воспаленный нарыв накопившихся обид, много лет тайно зревший в душе, вдруг вскрылся и теперь неудержимо исходил гнилой кровью.

Лихолесец ощущал, как от рыцаря исходит тошнотная волна застарелой ненависти, пробуждая где-то в глубине его собственной натуры мелкую дрожь омерзения, в которую вплеталась нотка сладострастного удовольствия. Орк жадно впитывал животворную злобу, эльфа трясло от отвращения, и этот внутренний разлад уже привычно рождал неудержимое черное бешенство, затапливающее душу и лишающее разума.

- Так в чем же дело?! – рявкнул он вдруг, – будь мужчиной, убей его или сдохни сам, а не ной передо мною, как выпоротый лакеишка!

Вигге онемел на миг, а потом остервенело тряхнул флягой и выкрикнул:

- Заткнись, чернокровая мразь! Захлопни пасть, или я…

- Что «ты»?! – издевательски выплюнул Леголас, – ты трус! Ты был героем, когда бил меня, безоружного, ногами, да тридцать подручных стояли за спиной! Ты годами ненавидел Йолафа, а сам пользовался плодами его покровительства! Подаяние… Да он просто и искренне хотел помочь соседскому сыну добиться в жизни чего-то большего, чем заскорузлые от топора руки и плечи, стертые вязанками! Сейчас ты горюешь о своей уязвленной гордости, так чего ж тогда ты гордо не отказался от его помощи? Ты жалок, Вигге!! И Йолафа ты ненавидишь за то, что он всегда был сильнее и удачливее тебя, при этом ни на кого не глядя свысока! За это, именно за это его все здесь уважают! Я достаточно прожил среди вас, чтоб понять это. Он не прикрывает своих неудач чужими ошибками, не прячет свою совесть за чужими именами, ничью жизнь не ставит ниже своей! Тебе никогда не стать таким, как он, и этого ты никогда ему не простишь!

Вигге хрипло взревел, по-звериному оскаливая зубы:

- Ложь!! Ты лжешь, Мелькоров пасынок!

И с этим воплем швырнул в лихолесца флягу. Та взлетела, описала плавный изгиб, выбрасывая искрящуюся в свете факела прозрачную дугу воды, и гулко грянулась о стену. Леголас не успел ни о чем подумать. Могучий инстинкт, не одну сотню раз спасавший ему жизнь, отбросил его в противоположную сторону, и лихолесец молниеносно покатился по полу, уклоняясь от сыплющихся сверху брызг. Оборот, другой, третий, пятый… Капли отставали на доли секунды, пока, наконец, Леголас не взметнулся на колени, ударяясь спиной в другую стену. А предатель уже рванулся к открытой двери, торопливо запер и снова выскочил на середину грота, теперь сжимая в руках широкий топор. Леголас подобрался, готовясь увернуться от сияющего лезвия, но рыцарь не пытался атаковать. Он бросился к ближайшему бочонку и с размаху всадил топор в осмоленный бок. Из разлома хлынула вода, вынося с собою россыпь щепок и бирюзовые кристаллы…

Это не были просто бочки, заготовленные для заклятой воды. Все двадцать штук уже стояли наготове, тая в себе страшное зелье, которое сейчас тугими струями заливало каменный пол, а Вигге метался от бочонка к бочонку, прорубая темные доски.