Коронованный наемник (СИ)

…Плеск, рычание и стоны, брызги крови и воды… Гослин чувствовал, что силы на исходе, и беззвучно бранился сквозь зубы. Какого балрога он так напился? Он же силен, словно бык, а сейчас руки отказывали, и умирающий орк, бьющийся в вихре хрустально-красных капель, в любую секунду мог вырваться из его хватки и вновь впиться когтями в собственную истерзанную грудь.

- Не смей, – тяжело дышащий Леннарт всем своим худым телом прижимал Леголаса к полу. На лбу врача вздулись вены, волосы прилипли ко лбу. – Не смей его отпускать. Жилы порви, Гослин, слышишь? Но удержи его, дай Дивному закончить дело.

А Дивный, казалось, вовсе не помнил, где находится. Он стоял на коленях в кровавых лужах, склонившись к безобразному орочьему лицу, положив ладонь на шипастый лоб, и что-то шептал, прикрыв глаза, то четко, словно бисер, нанизывая слова на ритмичные нити рифм, то сбиваясь на задыхающийся речитатив. Он бросал фразы на середине, принимался шептать другие, и бледное лицо с синеватой полосой едва зажившего кровоподтека на щеке вздрагивало, словно Квенди снился дурной сон.

- Что тут произошло? Кто такое злодеяние учинил? Не сам же принц, ему-то на что?

Да что ж он делает? – Гослин сыпал бессвязными вопросами, его багровое от напряжения лицо было смято гримасой неподдельной муки, – милорду только хуже, гляди, как мается!

- Не нашего ума наука, – прохрипел в ответ Леннарт, – то орочьей натуре от эльфийской волшбы худо. Дивному виднее.

А Леголас выгнулся на полу, заходясь неистовым злобным воем, и вдруг остервенелым рывком освободил руки из хватки повара и врача. Эльф распахнул глаза, на миг полыхнувшие ужасом, и рванулся вперед. Он налег на принца, сжал в объятиях, притиснул к полу и, на полуслове оборвав заговор, задыхающимся голосом затянул песню. Кривые когти орка впились ему в спину, снова ища доступ к горлу, затрещало раздираемое сукно камзола, а эльф пел, не прерываясь, словно не чувствуя боли. И жадные окровавленные пальцы вдруг дрогнули, замирая. Еще с минуту длилась борьба, а потом Леголас обессиленно уронил руки на пол и затих.

Дивный медленно разжал объятия и выпрямился. Перевел на Леннарта взгляд, и врач, ожидавший увидеть выражение понятного целительского торжества, наткнулся на странное, почти благоговейное неверие.

- Молодчина, Дивный, – хрипло пробормотал Гослин, во все глаза глядя на Леголаса. Тот все еще был без сознания, но израненная грудь ритмично вздымалась, и было видно, что худшее позади.

- Вы ранены, – врач не без смущения откашлялся, а лихолесец машинально повел плечами.

- Пустяки, добрый Леннарт, – эта скомканная фраза ясно дала понять, что мысли эльфа далеки от царапин на собственной спине, занятые каким-то более сложным вопросом.

Врач покачал головой:

- Вы бледнее полотна. Ворожба вам сейчас опасна. Дозвольте, я остановлю кровь.

А эльф рассеянно переспросил, озирая царящий вокруг разгром, словно только что проснувшись:

- Что? Нет… не нужно, – но тут же снова поднял на Леннарта глаза, лихорадочно блестящие в факельном свете, убрал с лица мокрые пряди волос, – вы не понимаете, друг мой. Я не ворожил. У меня не получилось, вы же видели. Это просто песня. Старинная баллада о первых звездах, ее поют в праздники, под доброе застолье, да и без всякого повода. Стыдно признаться, но я просто растерялся и порядком струхнул. Я перепробовал столько заклинаний, но они только причиняли Леголасу боль… Я не знал, чем еще помочь, и просто запел первое, что пришло на ум. Но он услышал меня, Леннарт, – лихолесец подался вперед, хватая врача за руку и бледнея от волнения, – орк отступил, услышав эльфийскую песню. Значит там, под этими шипами, он все равно прежний… В принце жив эльф, – повторил он то ли растерянно, то ли восторженно, и голос дрогнул, – я никогда не думал, что его можно пробудить так просто.

- Морготова плешь… – пробормотал Гослин, а потом без особой учтивости ткнул Леннарта кулаком в спину, – вы тут, знахари, хитростями ремесла кичитесь, а нам бы принца из дряни этой вынуть! Кто его знает, надолго ли ему полегчало? Умники, вот же…

Эта практическая фраза сдернула с происходящего невольный налет мистицизма. Все еще не приходящего в себя Леголаса подняли с пола и осторожно понесли в жилую часть убежища…

…Сознание возвращалось неохотно, словно спрятавшийся за пеленой беспамятства разум опасался снова войти во враждебный мир, едва его не погубивший. Кругом царила тишина, ныли многочисленные раны, но лихолесец все же ощущал, что рядом с ним кто-то есть. Коротко и поверхностно дыша, он медленно разомкнул глаза, и над ним тут же склонилось знакомое лицо, а тревожные глаза настойчиво поймали его все еще мутный взгляд.

- Амауро? – пробормотал Леголас, – Ты? Здесь?

Он смутно помнил их последнюю встречу. Ревущая черная вода, грохот ломающихся льдин, бледное лицо в путанице мокрых волос, окровавленные руки, из последних сил цепляющиеся за режущую кромку.

А целитель выдохнул, словно с плеч сняли тяжкий груз:

- Ты узнаешь меня, мой принц, слава Элберет!