Коронованный наемник (СИ)

Еще договаривая эту тираду, эльф внимательно вгляделся в лицо княжны, ожидая реакции на имя лекаря. Но Эрсилия лишь слегка нахмурилась:

- Эрвиг? Я слышала это имя в детстве от матери, она говорила, что он лекарь и умелец по повивальному делу. Но уже тогда маменька называла его стариком. Неужели он все еще жив? Вот уж чудеса… Эру Единый, Леголас, вы в одной тунике! А я с расспросами, словно любопытная прачка! Немедля ступайте в ваши покои, я сию минуту пришлю лакеев.

Знахарь нимало не заинтересовал княжну и уж вовсе ее не обеспокоил. Поднимаясь по крутым ступеням, Леголас окончательно утвердился в мысли, что роль Эрвига в княжестве ему еще только предстоит постичь…

День был нескончаем. Леголаса осадили гонцы с донесениями, большая часть которых показалась ему пустой. Расспросы утомляли до зубовного скрежета, тем более что по странному убеждению, диктуемому скорее чутьем, чем разумом, эльф не хотел, чтоб о смерти Эрвига стало известно.

Уже вечерело, когда принц, призвав на помощь весь отпущенный ему природой запас любезности, сослался на смертельную усталость, выразил горячую благодарность за всеобщую тревогу о его благополучии и удалился в свои покои, куда заранее попросил принести вдоволь свечей.

… Желтоватый свет тускло подрагивал, отражаясь в выцветшей коже, облекавшей первую рукопись. Леголас весь день трепетно ждал этого часа, когда сможет, наконец, открыть свою драгоценную добычу, доставшуюся ему столь дорогой ценой. А сейчас сидел перед фолиантом, бессознательно ощупывая узор резьбы на ручках кресла, задумчиво глядя на позеленевшую медную застежку, скрепляющую обложку, и не решаясь ее разомкнуть.

Что ж, не ради этого ли он провел те страшные сутки в хижине несчастного лекаря и едва не сложил там голову? Отбросив сомнения, эльф решительно расстегнул обложку и с невольным содроганием раскрыл сухо затрещавшие, слежавшиеся страницы, исписанные рыжеватыми чернилами.

Это не был труд ученого. Это был дневник. Один из тех особых дневников, что иные ведут не для того, чтоб увековечить события своей жизни, и не в назидание отпрыскам. Но только потому, что рядом нет собеседника, готового слушать и вслушиваться, а потом не докучать своей критикой и соображениями, а лишь хранить услышанное в своей памяти неизменным и неискаженным.

Здесь не было дат. Строки начинались со случайного слова и обрывались невпопад, словно лоскутки мыслей, не нашедших свободной полки в упорядоченной кладовой эрвигова разума. Они то теснились, взъерошенные, как степные травы под осенним ветром, то рассыпались, как бусины с разорванной нити. Дневник был полон долгих рассуждений, часто не приводивших ни к каким выводам, а местами лишь несколько горьких и разрозненных фраз повествовали о чьей-то судьбе, даже не упоминая имени.

Леголас медленно листал страницы, пахнущие пылью и отчего-то полынью, мелко исписанные и покрытые рисунками, то вскользь набросанными рассеянным пером, то любовно выписанными до мельчайших деталей. Первая рукопись двигалась к концу, а он не встретил еще ни одного знакомого имени. Эрвиг прежде не вел столь уединенной жизни. В дневнике упоминались размолвки с приятелями, чья-то смерть на охоте, долгожданная свадьба некой девицы…

Все это не имело для эльфа никакого личного значения, но Леголас не пропускал ни слова. Вчитываясь в эти поблекшие строки, он словно прикасался к душе и памяти своего случайного благодетеля, все лучше понимая его. Эрвиг был щедр духом. В каждом его слове, в каждом обороте звучала доброта, пытливое желание понять каждого. Эрвиг не знал понятия «не мое дело», ему было дело до всех и, похоже, это не раз приносило ему немалые печали. Отчего же этот человек, наделенный столь необъятной душой, избрал жизнь отшельника, и сам дом свой укрыл от постороннего глаза неизвестным лихолесцу чародейством? Откинувшись на спинку кресла, Леголас задумался. Как действовала эта защита? Делала ли она дом недосягаемым лишь для случайного визитера? Мог ли найти жилище Эрвига тот, кто уже побывал там? Дружинники Леголаса заблудились в лесу, как малые дети, будто лес сам наводил на них морок. Этот фокус принца не удивлял – Лихолесье тоже умело глумиться над путниками, уводя из-под ног тропу и завлекая незадачливых гостей в глухие чащи. Но убийца знахаря точно знал место… И уж совсем неясно, почему хижину безошибочно обнаружил отряд орков. Ладно, все это может погодить.

Леголас заменил огарки, тускло дотлевающие в шандале, на новые свечи и снова склонился над рукописью…

…Уже глухая ночь окутала Ирин-Таур плотной беззвездной стытью, когда принцу, наконец, встретились долгожданные имена.