Коронованный наемник (СИ)

« Сегодня у меня был необычный гость, эльф из Лихолесья, что пожаловал к князю с посольским визитом. Гвадал – до чего незатейливое имя! Я никогда прежде не видел эльфов, право, как это глупо для того, кто столько лет посвятил изучению дивного синдарина. Я испытываю странное и забавное чувство, словно малыш, получивший от матушки пирожок и вдруг обнаруживший внутри варенье. Как завораживали меня прежде напевные слова синдарина, как восхищали изяществом руны тенгвар! Но глух тот, кто не слышал синдарина из эльфийских уст… Этот народ – истинная улыбка Эру Илуватара. Гвадал показался мне солнцем, заглянувшим сквозь мои подслеповатые оконца в эту захламленную и милую моему сердцу берлогу. Вероятно, девы находят его красивым, но точеные черты лица и грива в тридесять кос может быть у всякого. Однако не всякий наделен лучезарной добротой, которой полны глаза Гвадала. Их цвет не назовешь одним словом, он напоминает грозовые облака, налитые дымчато-серой синевой, но в них хочется смотреть, не отрываясь, ибо в них милосердие и мудрость, каких не узреть в наших поверхностных человеческих взглядах».

Дочитывая эти строки, Леголас вдруг заметил, что улыбается, столько искренности и тепла было в словах старого знахаря. Принц никогда не забывал Гвадала…

Лучший друг отца был блистательным придворным, оратором и политиком. В отличие от гордеца-Трандуила, он никогда не впадал в ярость и не знал себе равных в умении расположить к себе любого. В этом умении не было хитрости или некого особого приема. Гвадал действительно излучал доброту. Он был бесконечно отзывчив и обладал редким даром в каждом поступке окружающих искать причину и суть, не спеша клеймить осуждением. Он для каждого находил нужные слова в отчаянный момент, ничьи беды не считал пустячными, и ничью жизнь не оценивал дешевле своей собственной. Леголас любил Гвадала, никогда не забывавшего заговорщицки и ободряюще сжать плечо принца после ледяных шквалов ярости, что подчас обрушивал на сына король. Впрочем, кто не любил его?.. Порой Леголас негодовал, что отец поручал посольский визит другу, а не собственному наследнику, но, повзрослев и набравшись опыта, сумел понять государя: Трандуил посылал Гвадала туда, где от посла требовалось понять нужды и чаяния противоположной стороны, а не принудить к выполнению собственной воли. Среди воинственных и гордых синдар, Гвадал казался подчас чужаком. Он мастерски владел оружием, как почти все подданные Трандуила, в лихие времена он сбрасывал изысканный камзол и становился в строй лучников наравне с простыми эльфами из приграничных селений. Но на войне он был удивительно… неуместен. Война претила ему, и после боев, когда лагерь лихолесцев праздновал отступление врага, Гвадала было не сыскать в королевском шатре, которому он всегда предпочитал лазарет. «Ты – моя назойливая живая совесть, брат» – не раз шутливо говорил Трандуил, но придворные знали, что король был как никогда серьезен в такие минуты.

Смерть Гвадала потрясла весь Лихолесский двор. Перед Леголасом и сейчас, как живое, вставало посеревшее от горя лицо отца. На робкую попытку принца утешить его, Трандуил коротко и жестко отсек: «Это моя вина». Больше он никогда не позволял сыну вернуться к этой теме, но Леголас знал, что отец с упорством бессилия обвиняет себя в смерти Гвадала, словно мог предугадать ту нелепую орочью атаку…

Эльф вернулся к дневнику. После многих страниц, посвященных другим событиям, Эрвиг снова заговорил о лихолесском после.

«Гвадал стал у меня частым гостем. Мне отрадна дружба этого эльфа. Мы целыми часами можем разговаривать, а потом я ночи напролет обдумываю наши беседы. Эльфы совершенно иначе смотрят на мир, и взгляды их порой странны мне, но насколько другими выглядят вещи, если посмотреть на них с другой стороны! Все мы должны уметь подчас дать себе труд слезть со своего насеста и вскарабкаться на дерево у противоположного края поляны. Любой будет потрясен тем, сколь иным покажется ему собственное подворье.

Я задаюсь порой вопросом, все ли эльфы так совершенны духом? Но нет, это вздор. Будь все Дивные таковы, они давно сумели бы искоренить в этом мире зло, а быть может просто покинули бы его ради безмятежного Валинора.»

Еще несколько упоминаний о Гвадале попались Леголасу в первой рукописи, но все они были малосущественны и не имели отношения к дальнейшей судьбе знахаря.

Дочитав первую рукопись, Леголас принялся за вторую. В ней почти не нашлось новостей. Внимательно прочитывая все, что касалось Гвадала, принц искал, не мелькнет ли где-то имя загадочной Хельги. Ведь именно рядом с именем отцовского друга он впервые увидел упоминание о ней.

Время шло, и эльфа начало клонить в сон. В конце концов, последние несколько дней выдались на редкость беспокойными, а отдохнуть пока не удавалось. Он уже готов был закрыть кожаную обложку и отложить дальнейшее чтение до утра, когда очередная страница началась со слов, разом отогнавших дремоту: