Корова

– Ну вот, Вы опять рассердились, – мило улыбнулся шейх. – Вы такая недоверчивая. Нельзя же такой быть, хотя это, впрочем, не… как это по-русски… не моего ума дело.

– Это я-то недоверчивая?.. Странно. Мне кажется, я очень доверчивая. Я устраивалась на работу в больницу, где обещали одну зарплату, а платят другую, которая в три раза меньше. А я всё работаю и верю, что когда-нибудь у кого-то там совесть проснётся и, мне станут платить несколько больше. Пусть не ту зарплату, какую обещали, но хотя бы половину от неё, а не треть. Или я поверила рекламе какого-то крема, восемьсот рублей отдала, а… результат, как говорится, на лицо. Поэтому я очень доверчивая. Учит нас, дураков, жизнь, учит, а всё без толку. Всё мы кому-то верим и на что-то надеемся…

– А надо верить. Да-да. Надо верить и надеяться.

– На что тут надеяться? – усмехнулась Людмила. – Вот мне через год уже сорок лет будет, а у меня ни семьи, ни дома своего, ни сбережений никаких. Неудачница я. Честно Вам скажу, только Вы не обижайтесь, но я сначала подумала, что Вы аферист какой-нибудь. Потом прикинула: какой он аферист? Чего у меня можно взять-то, тем более такому мужчине?

– Ха-ха-ха! Да уж.

– Я не потому не верю, что все кругом намеренно врут, а просто сейчас многие люди сами не знают, чего хотят от жизни. Или знают, но не говорят. Вот кажется человеку, что он хочет познакомиться с женщиной, а через некоторое время она ему уже надоела до смерти. А просто она и не была ему нужна, но он зачем-то говорил ей всякие слова, чтобы она ему поверила. От скуки или от стресса… У Вас в Аравии, должно быть, есть семья, дети?

– Нет. Я одинок. Очень одинок.

– А почему же Вы не женитесь? Там женщины такого возраста, какой у меня, должно быть, уже старухами считаются?

– Нельзя сказать однозначно. Вообще, там все люди рано стареют от жары. При высоких температурах жизненные процессы ускоряются, поэтому жизнь быстрее проходит все фазы, при низких – замедляются. А у нас очень жарко – около ста двадцати градусов жары.

– Ужас! Свариться же можно…

– По Фаренгейту, – засмеялся он. – Как медработник, Вы должны знать, что при ста двадцати градусах по Цельсию человеческая жизнь невозможна. А у вас тут очень холодно, – шейх поёжился и добавил, – поэтому здешние женщины очень моложавы.

– А мне кажется, что нынешняя осень – самая жаркая за всю мою жизнь.

– Вы мне нравитесь всё больше и больше, – сказал он вдруг, глядя на неё совершенно серьёзно. – Ничего мне не говорите сейчас. Я знаю, что Вы мне не верите ни… как это по-русски… ни на йоту. Но это правда. Я понимаю, что в вашей стране очень сложная криминогенная обстановка, породившая большое количество всевозможных аферистов и авантюристов, так что люди всё меньше и меньше доверяют друг другу. Это плохо, это ненормально… Я бы Вас увёз отсюда прямо сейчас, но Вы так боитесь моего общества, а я не хочу Вас расстраивать. Вы этого не заслуживаете. Я Вам ещё правду скажу, хотя опять же заранее знаю, что Вы не поверите, но я никогда за всю жизнь не встречал такой замечательной женщины, которая так просто и хорошо со мной разговаривает, так меня понимает…

Людмила хотела сказать ему что-то насмешливое, но почувствовала, что у неё пересохло в горле, и поднялась температура от волнения. Она бы убежала, но ноги отказывались уносить её отсюда, где так уютно и тепло. А уши тем более были против бегства! Им хотелось, чтобы этот очаровательный господин с чёрными как южная ночь глазами сказал бы ещё чего-нибудь этакое, чего вряд ли когда у нас услышишь.

«Лю-уся, а Люся, не слушай этого змея, – призывал голос разума, когда влечения, вырвавшись с бессознательного плана, столкнулись с беспощадной цензурой сознания. – Ты слышишь, Люсь? Не слушай его! Меня слушай!.. Ишь как расписывает, ишь как глазищами-то сверкает! Ага, ага, так мы тебе и поверили… Не слушай и не смотри!..»

«Отстань! – протестовал центр управления чувствами. – Дай хоть раз в жизни послушать такую музыку, а то всё мат-перемат, нытьё да хлюпающе-хрюкающе-харкающе-пукающие звуки. Хоть раз в жизни!.. Один-то раз можно?»

«Куда ты, дура старая, ввязываешься?! Тебе не двадцать лет, поди. И даже не тридцать. Беги, пока не поздно!»

«Не могу!»

«Ноги, на старт, внимание, арш! Рысью, рысью! Бегом арш!»

«Не хочу»

«Бунтова-ать?! Бунт на корабле?..»

«Да!»

«Дура!»

«И это знаю»…

– Ну так что? – вдруг услышала она вопрос и почувствовала, что его рука нежно, но крепко держит её ладонь.

– Что? – переспросила она.

– Вы согласны поехать со мной?

– Куда?! Нет!

– Вы же только сказали, что да.

– Я?! Совсем с ума сошла! – испуганно залопотала Люда. – Нет, ну совсем с ума сошла, дура старая… Не иначе старческий маразм близится…

– Да что же Вы такое про себя говорите?! Успокойтесь. Я сам виноват. Я Вас прекрасно понимаю: Вы едва меня знаете, а я уже Вас донимаю такими предложениями…

– Какими?.. – ужаснулась Людмила степени своего падения и мигом взяла себя в руки. – Вы понимаете, я чего-то очень устала. Я сегодня с дежурства, потом в прачечной, будь она не ладна… Ой, я сейчас зареву!